Фигуры речи 2. М., “Запасный выход”, 2006, 608 стр.
В прошлом году литературная общественность была взволнована. Вроде бы телевидение в лице Диброва отвело в проекте “Просвет”, предназначавшемся для всякого культурного “неформата”, небольшую резервацию и для “неформатной”, она же “высокая”, она же “элитарная”, литературы, которую обычно зрителю не показывают ввиду ее недостаточной для него наглядности. Шоу называлось “Речевые ландшафты”, и куратором этой затеи вроде бы был назначен писатель Сергей Соловьев, даже для литературных “посвященных” бывший скорее некоторым “знаком вопроса”, поставленным где-то на периферии, в точке перехода элитарности в заумь. Так, с дружного “не может быть”, и начался проект, который долженствовал репрезентировать всю литературу в конфигурации, соответствующей вкусу его единственного куратора — Сергея Соловьева. Современная литература в авторской репрезентации. Затея с “проектом литературы” не уникальна — есть “Вавилон”, есть “Культурная инициатива”, есть “Дебют”. Но из существующих проектов этот — в наибольшей степени нормативен (ибо работает с литературой, какой она должна быть) и утопичен (налицо параллельная версия литпроцесса в целом). Начатое в устной форме было аккумулировано в письменную. Вышел альманах “Фигуры речи”. Сам автор-составитель назвал его не без оснований “периодической книгой”. Законченность первых “Фигур…” была такова, что как раз в периодичность-то и не верилось: не очень-то много авторов соответствуют заявленному книгой узкому эстетическому критерию отбора. Но — факт налицо. “Фигуры речи-2” толще первых. Половину занимает стенограмма “Ландшафтов”. Это как раз самая спорная часть “Фигур…”. Задуманные как странная интеллектуальная мистерия, “Ландшафты” вроде бы ни во что не посвящают, поскольку участвующие в них не объединены никакой общей метафизикой. Метафизика — лишь в голове у ведущего; он, параллельно прочим участникам “виртуального симпосиона”, поверх реплик выстраивает свой собственный монолог, мысль которого то теряется в избыточности метафор, то прорастает из них наружу, но всегда мерцает, не проясненная до конца. Такое впечатление, что участники — это лишь подручные средства, краски на холсте, куклы в спектакле… Так же как и тексты авторов, привлеченных к собственно литературной части: они окаймлены краткой метафорически оформленной, иногда интуитивно точной, иногда — весьма спорной характеристикой-монологом “от составителя”, который взял здесь на себя роль конферансье-мистагога (такое впечатление). Но надо отдать ему должное — из литературы взято самое суггестивное, самое искусное, самое искушенное и рискованно-интересное. Выбранные тексты действительно демонстрируют какой-то единый способ существования словесной материи. Удивительны “Штуки” Левкина — этакий анекдот на грани феноменологии. Примечательны новые имена — Вероника Живолуб и Феликс Максимов. Эта проза заставляет вспомнить Добычина, отчасти Гарсиа Маркеса: детская ясность впервые увиденного мира. Текст Краснящих — жесткий эксперимент: как выглядели бы “Записки сумасшедшего”, если бы их написал Толстой. Получилось смешно, мрачно, иронично… Что уж говорить о стихах Идлис, Кутика, Кальпиди и Драгомощенко, об эссе Дубина и Иличевского! Эти имена хорошо знакомы читателю и сами по себе есть знак стилистической выверенности и интеллектуального напряжения.
Если критик видит некую объединяющую тенденцию, он пишет статью. Соловьев — не критик, а практик. Тот самый слон, который не может быть директором зоопарка. Его видение воплотилось в двух книгах. Посмотрим, какой будет третья.
Абзац. Альманах. Вып. 1. Тверь, Издатель Алексей Ушаков, 2006, 200 стр.
Место издания — значимо. Прочерчивая возможный вектор культурной реализации поколения тридцатилетних, которое составители сборника считают почему-то недовоплотившимся, они указывают путь столь же актуальный (в том значении слова, которое присутствует в словосочетании “актуальное искусство”), сколь и маргинальный: от московского андеграунда (стихотворения известного стиховеда Ю. Б. Орлицкого) и постандеграунда, представленного текстами Данилы Давыдова, к андеграунду питерскому (Дмитрий Григорьев) через тверской задорный, нерастраченный постмодернизм (Анна Сапегина). Интересная картина вырисовывается: тезис альманаха — о “безыдеальности” и цинизме “девяностников” и их же “всемирной отзывчивости”, из которой новые идеалы и могут вырасти, антитезис — ирония и пародия, веселое всеотрицание, разлитое в собранных текстах, а синтез — где? Думается, на вопрос отвечает заглавие. Нет никакого синтеза и быть не может. Не новый же “большой стиль”, в самом деле. А может быть только вот это — полный и безоговорочный “Абзац”!
Сегодня. Поэзия и проза. Вып. 3. Ташкент, “Все будет хорошо”, 2006, 24 стр.
При беглом взгляде на этот альманах удивляешься: его внешний вид отсылает к “блаженным девяностым” с их наивным ротапринтным самиздатом. Вспоминаются тоненькие тетрадки первых сборничков ныне “раскрученных” тридцати-сорокалетних авторов. На последней странице “Сегодня” есть и знаковая, вызывающая легкую ностальгию фраза: “Издательство „Все будет хорошо” ищет молодых поэтов, писателей, художников”. Все это как будто не вяжется с годом издания. Нынче время таких инициатив, кажется, безвозвратно ушло. Но место издания все объясняет. В Ташкенте, в последние несколько лет оказавшемся для нашей литературы городом весьма “хлебным”, молодая русскоязычная поэзия занимает маргинальное положение по отношению к происходящим в стране процессам. Кроме самих молодых поэтов, она, кажется, никого не интересует. (Так, кстати, было и в России девяностых.) И это, наверное, к лучшему. И хотя все четыре автора, чьи тексты собраны стараниями талантливого поэта Виктории Осадченко (Баходыр Ахмедов, Виктор Раевский, Константин Колесов, Алишер Гаффаров), пока лишь подбирают голос, у них, без сомнения, есть литературное будущее.
А. Гаррос, А. Евдокимов. Чучхе. М., “Вагриус”, 2006, 352 стр.
Новая книга двух скандально известных создателей “трэшевых” “Головоломки” и “Серой слизи”. Писатели не скрывают, что именно пелевинские тексты вдохновили их на создание первого романа. Применительно к заглавной повести новой книги можно было бы говорить о пелевинской традиции, продуктивно проросшей в поле современной беллетристики. Действительно, в “Чучхе”, как в предыдущих вещах, Гаррос и Евдокимов, подобно Пелевину, сооружают параболический сюжет, долженствующий быть ключом к очередному повороту нашей истории. И опять в основе его игра-стрелялка с элементами стратегии. На сей раз она заквашена на актуальном политическом материале: некий олигарх, ныне опальный, создает закрытую гимназию для одаренных детей, где по определенной системе воспитывает
