58 Расширенный пленум Центрального совета Всероссийского общества крестьянских писателей проходил 15 — 17 мая 1928 года.
59Поступальский Игорь Стефанович (1907 — 1990) — поэт, переводчик, критик. Много лет провел в колымских лагерях. См. его воспоминания о встречах с Мандельштамом («Тыняновский сборник. 6, 7, 8-е Тыняновские чтения». М., 1998, стр. 560 — 566. Публикация А. Г. Меца).
(Продолжение следует.)
* В. П. ошибся. Это было при мне. Р<адимов> сказал «не умели рисовать». (Примеч. К. Полонской.)
Внутренние пейзажи Олега Чухонцева
Козлов Владимир Иванович (род. в 1980) — поэт, критик, литературовед. Главный редактор делового регионального журнала “Эксперт ЮГ”. Окончил филологический факультет Ростовского государственного университета, кандидат филологических наук. Автор книги стихов “Городу и лесу” (2005). Стихи, эссе и статьи публиковались в журналах “Арион”, “Вопросы литературы”, “Знамя”. В “Новом мире” публикуется впервые.
В последние десятилетия русская поэзия оказалась как никогда открытой для мирового поэтического опыта, что наложилось на ситуацию полной свободы эксперимента. В результате возник образ “многоязычной”, принципиально фрагментарной и даже дискретной современной русской поэзии. С таким представлением можно не соглашаться — не соглашаться, в частности, с тем, что поэзия может быть принципиально разной . Тем не менее очевидно, что такое понимание современной поэзии для думающих о ней — один из главных предметов рефлексии сегодня. Ситуация запрограммированного многообразия по-новому проблематизирует вопрос выживания в поэзии творческой личности. Нужно ли понимать поэзию как “ворованный воздух” во времена, когда ничего не запрещено? Нужно ли самой поэзии все, что теперь “не запрещено”? Повод переосмыслить такие весьма трудные, но необходимые вопросы дает обращение к состоявшимся поэтическим языкам, в которых особенным сочетанием новаторства и традиционности выразилось существо современности в современной русской поэзии. К таким языкам, без сомнения, относится и поэзия Олега Чухонцева.
Читатель, который начал знакомство с современной поэзией в 90-х годах и позже, мог прочесть Олега Чухонцева лишь по изданию избранного — “Пробегающий пейзаж” 1997 года1. Перед “Пробегающим пейзажем” у Чухонцева была третья по счету книжка — “Ветром и пеплом”, вышедшая в 1989 году, и “Стихотворения” того же года. В избранном 1997 года меньше десятка стихотворений, датированных 90-ми годами. Новое столетие Чухонцев открыл книгой стихов “Фифиа”, появившейся в 2003 году и включившей в себя 28 стихотворений2. Через два года избранное Олега Чухонцева — “Из сих пределов” — было издано вновь, в переработанном виде3. Вот и вся библиография за последние двадцать лет, не считая журнальных публикаций тех же стихов. Иными словами, пишет Чухонцев мало. Опубликованное на сегодняшний день наследие поэта издатель мог бы вместить в книжку толщиной менее двухсот страниц.
Однако если учесть, что такой томик вмещает творчество поэта на протяжении почти полувека, в течение которого сменилось несколько историко-литературных эпох, то станут очевидны и проблемы, которые встают перед сегодняшним читателем Чухонцева. Разнообразие тем, жанров, а следовательно — поэтических языков выливается в некоторую проблему синтеза творчества поэта. Стихи любого большого поэта требуют от читателя поиска своеобразного “общего знаменателя”, сердцевины художественного мира. Стихи Чухонцева побуждают к поискам такого знаменателя. Им могла бы быть личность поэта, биографический сюжет, архетипическая бытийная ситуация, преломившаяся в творчестве и раз за разом вызывающая творческий порыв. Но найти такой знаменатель непросто: автор скуп на авторефлексивные подсказки, дающие варианты готовых ответов на вопрос о своеобразном истоке художественного творения . Образ автора постоянно ускользает; кажется, он появляется только для того, чтобы отступить на задний план перед тем, что выговаривается посредством его. Нет прямого высказывания лирического “я”, оно дано лишь косвенно — в кружении вокруг деталей.
Попросту говоря, стихи Чухонцева требуют понимания не только в частностях, но и в целом . И это целое неотделимо от самого явления поэта — явления, которое выразимо не только стихами, но даже — их отсутствием. Например, очевидно, что минимальная плодовитость Чухонцева в последние пятнадцать лет, когда, казалось бы, исчезло государственное давление на литературу, неким образом встроена в определенную — вольную или невольную — стратегию творческого развития
