отличие от многих тогдашних начинаний — и по сей день. В результате мы получили несколько энциклопедий и более двух сотен книг: в основном это качественные переводы культурологической классики и наиболее значительных трудов современных наук о культуре. Иначе, как “информационной революцией”, такой вброс недоступных ранее текстов не назовешь. Энциклопедия, о которой идет речь, выросла из этой среды и впитала в себя опыт предыдущих версий. Видимо, этим и обусловлен эффект перехода в новое качество. Раньше мы — читатели — как правило, имели дело, раскрывая культурологический словарь (энциклопедию), или с эклектическим собранием авторских статей, или со справочником (не всегда достоверным), а то и с монографией (диссертацией), имитирующей энциклопедию при помощи алфавитной артикуляции текста. Ближайший опыт, сравнимый по уровню с виновницей данной рецензии, — серия “Энциклопедия культурологии” под редакцией. К. Э. Разлогова — при всем своем теоретическом богатстве, заслуживающем искренних аплодисментов, остался коллекцией интересных авторских позиций. В нашем же случае можно говорить о признаках появления относительно однородного и при этом не монологичного пространства “разговора” о культуре.
Создателями были приняты редакционные принципы, обусловившие непохожесть этой энциклопедии на своих “родственников”: принципы рискованные, но, как представляется, оправдавшие себя. Так, в ряде случаев статья прямо или косвенно дублируется. Редакция отказалась от естественного, казалось бы, права выбрать оптимальный вариант, но зато достигла в этих случаях стереоэффекта или, если угодно, бифокальности, позволяющей увидеть тему с разных исследовательских позиций. Например, статья “Интеллигенция” содержит версии В.-В.-Глебкина и И.-В. Кондакова. В. В. Глебкин дает многоуровневое оригинальное исследование, выстроенное по собственному методу; включающее в себя отслеживание эволюции термина в европейской культуре и в “наивной языковой картине мира”; принимающее за логическую ось отношение интеллигенции к “народу” и “буржуазии”. И.-В.-Кондаков рассматривает интеллигенцию как беспрецедентный феномен русской культуры и концентрируется (опираясь, естественно, на “веховский” опыт) на истории самосознания интеллигенции в отечественной публицистике и литературе, вскрывая парадоксы мутаций и выживаний этого явления. Наверно, можно было дать усредненную сводку информации из двух статей, но при этом была бы потеряна авторская “оптика”, которая иногда для схватывания сути культурного феномена дает больше, чем сведения и рассуждения. Издатели же позволили нам ощутить, как смена горизонта рассмотрения меняет картину и открывает новые перспективы: это и есть урок культурологии. Пример более мягкого дублирования — статья “Романтизм”, где очерк А. И. Патрушева дает тщательно детализированный культурный ландшафт, в котором развивался романтизм, а очерк П. В. Резвых предлагает взгляд на романтизм изнутри, из стихии его философствования о культуре.
Еще один принцип издания — сохранение исследовательского модуса в подаче информации. Статьи по большей части представляют собой не безличное резюме итогов науки, а окрашенное авторской индивидуальностью разыскание, которое, кроме прочего, предполагает и дискуссионность, и ангажированность. Читатель немало выигрывает от того, что его допускают к научной “кухне” и признают за ним право включиться в полемику. Не побоялись издатели и прямых авторских новаций, которые еще не прошли фильтры суждений научной общественности (“Онтологическая поэтика” Л. В. Карасева, “Смысло- генетическая культурология” А. А. Пелипенко). Правда, на мой взгляд, любопытные эксперименты М. Эпштейна с неологизмами (“Гуманология”, “Культуроника”, “Реалогия”, “Транскультура”) находятся уже за гранью энциклопедического формата.
Обогащает энциклопедию решение не игнорировать “соседние” науки и включать их ресурс в обсуждение культурологических тем. Этим уравновешивается и некоторый крен в сторону культурной антропологии, свойственный предыдущей версии этого издания. Так, исторические науки, вклад которых в культурологию был как-то заслонен в нашей литературе антропологией, получили здесь надлежащее высокопрофессиональное освещение (статьи Г. И. Зверевой, А.-И.-Патрушева, А.-Л. Ястребицкой и др.). Очень важно, что составители отстаивают право культурологии на концептуализацию явлений, вчуже выглядящих “ненаучно”: “Шутливые отношения”, “Хандра”, “Кукла”, “Сон”, “Еда” и т. п. И-по сей день не всякий ученый совет спокойно относится к диссертациям на подобные темы, но — что делать-— в культурологической энциклопедии вместе со статьей “Творчество” должна быть статья “Творческое безумие”, вместе с “Метафорой” — “Метафора сновидения”, с “Революцией” — “Смута”.
Появились в этом издании наконец и развернутые статьи (а не короткие справки) о наших современниках, которые успели стать классиками: о С. С. Аверинцеве, В. С. Библере, Д. С. Лихачеве, Ю. М. Лотмане, Ал. В. Михайлове. (Впрочем, где тогда статьи о Л. М. Баткине, М. Л. Гаспарове, А. Я. Гуревиче, Вяч. Вс. Иванове, Г. С. Кнабе, М. К. Мамардашвили, Е. М. Мелетинском, Г.-С.-Померанце, А.-М. Пятигорском, Н. И. Толстом, В. Н. Топорове, Б. А. Успенском?)
Если обратиться к устройству этой энциклопедии, то можно заметить, что она состоит из своего рода “теоретического ядра” и “периферии”, богатой
темами и концептами. Авторов большинства статей из теоретического блока (Асоян Ю. А., Губман Б. Л., Гуревич П. С., Исупов К. Г., Кондаков И. В., Микешина Л. А., Мостова Л. А., Николаев В. Г., Пигалев А. И., Флиер А. Я., Черносвитов П. Ю., Шейкин А.-Г. и др.) объединяют не столько общие идеи, сколько уверенность в существовании интер- и метадисциплинарного пространства, в котором культурология может искать и находить собственную предметность, недоступную традиционным социально-гуманитарным методам; свою область закономерностей, несводимую к привычной каузальности. (Однако я не нашел в статьях подкрепления тезису С.-Я.-Левит о культурологии как гуманитарной “метанауке”, прозвучавшему в преамбуле к изданию. Что и хорошо: вряд ли будет толк от очередной “царицы наук”.) Можно указать на еще один объединяющий принцип: многие теоретические статьи написаны с использованием системного подхода. Системно-аналитический метод стал в энциклопедии своего рода теоретической матрицей для систематизации обширного багажа культурологии. Насколько эффективно такое приложение метода, может показать только время, но вряд ли стоит спорить с самим импульсом к построению системного языка анализа культуры. Во всяком случае, создатели энциклопедии не пытаются задавить
системно-структурными построениями другие подходы. В каком-то смысле показательным может быть сопоставление двух вполне “структуральных”, но различных по методу и манере статей о типах культуры. В-статье Ю. В. Осокина “Античный тип культуры” достаточно деликатно использованный системный подход все же предполагает поиск ключевых “системообразующих компонентов культурного опыта” и выстраивание в их поле некой иерархии составляющих элементов.
В статье А. Ф. Кофмана “Латиноамериканская культура” организующим принципом является не иерархия, а скорее “древо” или даже “сеть”: автор считает
подосновой этой культуры некую мифосистему, которая являет себя в своего рода константах- мифологемах, образующих нежестко связанную сеть центров смыслового излучения (“инакость”, “чудесность”, “адамизм”, “река”, “сельва” и т. п.). Очевидно, что избранный издателями методологический
