Из-за стола вскакивали, сзывали детей, спешно выходили в прихожую, а Юрьев смотрел в тарелку и говорил, говорил:
— Дочери родной мешаю уже. Замечание делаю — фыркает... Сейчас фыркает, а потом поймет. Поймет, когда поздно будет... На каждом шагу капканы, ямы. Попадет — и что? И что?.. Весь Интернет порнухой забит, и тоже чьи-то дочери, и как-то они туда попадают... Самой умной себя считает, нос воротит, а как прижмет — “папа, папа, что делать?!”.
И помогай, и выручай, спасай. Вот так... А пока что можно и фыркать, папа — лишний, напрягаю... Да я всех напрягаю. Главное — зарабатывать. Зарабатывать и не лезть. Подольше чтоб на работе, потише в кресле, и утром на работу пораньше. Топ-топ до ночи... Хорошо, хорошая жизнь... Было мне двадцать лет — помню. Тридцать — с трудом.
Теперь-— сорок. Во! И чего? Че-го? Сорокет. Потом — полтос. Перспектива, блядь, прошу позавидовать.
Он сидел один, слова иссякали, их сменяли вздохи, бормотание. Гостей не было. Дочки занимались чем-то в своей комнате, жена на кухне мыла посуду, звякая вилками и тарелками.
Грифельная ода
с возрастом
вещи снашиваются все медленнее
а времена года все скорее
деревья то наденут листву
то сбросят
вот и зима проносилась до дыр
лето село от стирок
и стало коротким
а галстук без единого пятнышка
уж вышел из моды
написать досказать объяснить позвонить приласкать
не успел
зато в зоопарке весна
Иона
Хвала телевизору.
Террористы разрушили башню Вавилонского торгового центра.
На концерте Иерихонского духового оркестра в зале рухнула крыша. Масса жертв.
Гей-парад в Содоме разогнан ангелами правопорядка.
Президентская пиар-кампания в Ниневии, жители которой не умеют отличить правой руки от левой, прошла успешно.
Старцам, подглядывавшим за Сусанной, предписан курс психотерапии. Они уже вылечились и