Изредка даже кивнет близстоящим цветам.
Но ветерок с Галилейского моря случаен.
Если ты так непривычной жарой измочален —
скройся! Не порти пейзажа библейским местам.
Ну, не библейским — евангельским. Что за поправка?
Эта к июню уже пересохшая травка,
помнящая утомленные ноги Христа,
но и —
пренебрегает тщетой человеческих сроков.
Что за понятье для вечной природы — тщета?
Впрочем, как в том и в другом, так не прав я и в этом.
Вон он, провал между Ветхим и Новым Заветом:
черная тень, в том овраге и дна не видать.
Но посмотри: мимолетная туча исчезла,
не отворив для дождя свои тучные чресла,
и двуединые склоны открылись опять.
Что, до Христа не губили пророков? Едва ли.
Да вот распять-то пророки себя не давали:
просто никто не взошел добровольно на крест.
Смерти никто до него не давал укорота.
Так и сказал ей: свободна!.. И вот оттого-то
нет нам покоя без этих полуденных мест.
Нет нам покоя. Мы снова здесь. Храм Магдалины.
Кущи округи бессмертны и неопалимы.
Белая роза, в садовничьих пальцах дрожа,
в пальцах вечернего с тихой улыбкой монаха,
явно при том не от боли дрожит, не от страха,
а от чего-то, про что лишь и скажешь: душа.
* *
*
Это мой любимый поэт. Но книга его не разрезана.
