Западе вообще, а только против качества переводов; а тех спекулянтов разве остановишь?
Он умчался советоваться, переделывать, перепечатывать и пр. Вечером мне сказал:
— Зашел в ЛГ — к счастью, Чаковского28 не встретил. Что бы делать было — я ведь не мог бы подать ему руки.
Сегодня с утра умчался передохнуть в Переделкино — “еду досыпать”-— не спал ночь. Сколько еще будет таких ночей!
За ним с утра зашел Можаев. Удивительно привлекательное лицо, глядишь — и сразу веришь. И рядом на них хорошо смотреть, они как-то очень подходят друг к другу — может быть, потому, что у обоих очень русские лица.
Ал. Ис. все беспокоится, не компрометирует ли он К. И. своими наездами в Переделкино. Поручил об этом спросить у Деда. Я Люше говорила, что об этом и спрашивать нечего, что в гостеприимстве Дед тверд и не отречется. Она все-таки спросила. Он ответил:
— Я подлецом еще никогда не был.
24 мая 68. Здесь классик. Он гениален не только в литературе. Добился того, что не он пошел на таможню, а, в назначенное им время, таможенники пришли к нему; и так с ними умело говорил, что все дело обернул против них же! Уленшпигель, да и только!29
6 июля 68. Десять дней, обливаясь потом, теряя листки, писала статью против “Лит. газеты”30.
Со сна не сбивалась, молодец, зато все остальное безумное делала: например, один раз на мелкие клочки разорвала 10 страниц — сослепу, — и пришлось писать заново .
11 июля 1968. Внезапно явился классик. Впрочем, я ждала его или письма. К счастью, я была отпыхтевшаяся.
Восторга нет (я уже избалована), но виза есть и кое-что ему, видно, по душе.
Сказал, что сначала был смущен самой мыслью о моем выступлении (“мы связаны”), но потом понял, что моя статья шире, чем он, что это не защита его, а важнее, что это нужно .
(— Ваше свойство: переводить понятия из области мнимой ясности в область настоящей ясности.)
Замечания крохотные.
Ноге лучше; от Мичуринца дошел свободно.
Переделывает главы о Сталине в “Круге”. (Я их и так любила.)
30 июля 1968. Тревога растет — в мире, в сердце. Сегодня я уже не спала ночь.
Мелькнул — посидел со мною минут 20 — классик. Нога не болит, но гипертония мучает. Работает по 12 часов. “Движения быстры. Он прекрасен”. Завидую ему и любуюсь им. Поговорили про все — разумеется, мы всюду совпадаем, до ниточки, в радостях, болях, горях.
“Будь!”
Прямое, простое, сильное, единственное лицо. Лицо правды.
9 августа 68. Второй день классик.
Я читала переработанные и дополненные главы. Силища31. Но не все хорошо. Не зная, увидимся ли — ведь он всегда на бегу! — я ему написала письмецо со своими соображениями. Он зашел вчера проститься перед отъездом и сказал:
— Как же я у вас дурно живу, что вы мне вынуждены писать письмо в соседнюю комнату.
