6 декабря 76, понедельник, Москва. Лакшин написал ответ на “Теленка”. Сначала ему предложило написать КГБ. Отказался. Теперь написал (т. е. принял заказ!) и напечатал у Роя101. Прочитавшие говорят, что умно, талантливо и подло. Мерзости об А. С. Берзер102. И все под благородным предлогом: защита друга, защита Твардовского... Я читать не стану. Не ему “вести борьбу с самодержавным великаном”103. Но дорогой плюралист Лев [Копелев] печатается у Роя. И тот же Лев всем твердит о неблагодарности и неблагородстве классика. Существуют плоды: стихотворение Самойлова в “Дне поэзии”.
...И слушать о себе издевку злобной правды,
Которая ужасней клеветы104.
У Солженицына издевки не бывает, он не Синявский. У него негодование, гнев, сострадание. А правда его действительно ужасна, потому что ни один клеветник не изобретет более ужасной правды.
И все это — в год 1976, великий год выхода в свет великого III тома!
Да, слепы люди, низки тучи105.
5 февраля, суббота, 77, Переделкино. Телефон: арестован Алик106 и увезен в Калугу.
Я все-таки работала. Потом гуляла с Копелевым. Оказывается, С[ахаро]ву отказали в обмене. Но все уже отступило рядом с этой вестью: Алика арестовали и готовят процесс о валютных операциях, которых не было.
Вечером, по радио, о нем очень много (явно Ал. Ис. нажал все кнопки) с очень ясными, толковыми, длинными объяснениями, что он — представитель Солженицынского фонда, что деньги от Солженицына получал только законно (1/ sub 3 /sub в казну), сколько распределил (оказалось, и советские граждане собрали 70 тысяч — я горжусь), и как, и кому, и что валюта была ему подброшена во время обыска.
Значит, готовится процесс и грязь. Но уж кого-кого, а Гинзбурга ни
А. И., ни Аля (это важно) в обиду не дадут. В конце концов выступит и сам А. И., а это — артподготовка из тяжелых орудий.
Но какая же тут теперь брешь, кто же будет это делать, вместо ? (Он делал честно , хотя и неосторожно: у него при обыске взяли, например, все списки и адреса!)
5 марта 77, Переделкино, пятница. В эфире много радостей: Буковский! Буковский мог оказаться пустельгой, а он сверкает умом, находчивостью, правдой. И Ал. Ис. очень энергично выступил в защиту Гинзбурга — оглашено было его письмо к тамошнему знаменитому адвокату (как выражается “Голос”, “Солженицын нанял адвоката”). Конечно, никакого адвоката сюда не пустят, но власти постесняются таскать Гинзбурга в карцер и пр., зная, что они подконтрольны... Ал. Ис. всегда делает то, что надо, и так, как надо... Что-то рассказывалось и о причинах его отъезда из Швейцарии (взрывное устройство в доме, кажется так), но я не расслышала.
2 апреля 77, воскресенье, Москва. …Письмо от классика, доброе, щедрое и — впервые в жизни — жалующееся. Он, воплощение мощи, пишет, что еле собирает силы для работы... Значит, правда, что была у него депрессия.
Там у него враги и поклонники. Здесь были враги и помощники. Неужели до такой беды мы дожили, что в светоносце гаснет свет?
Я написала ему беспомощно, слабо, в суетливые дни, дурным пером...
24 апреля 77, воскр., Москва. На даче заходили Андрей Чернов с приятелем сообщить, что редактор “Комсомольской правды” отверг статью Новеллы Матвеевой о необходимости музея107 и они теперь несут ее в “Московский комсомолец”. Причина: “там жил Солженицын. Не устраивать же нам музея Солженицына”. Будете, будете, подлецы, устраивать тут и Музей Солженицына, но еще не сейчас; а если сейчас нет Государственного музея К. И. — то это превеликое счастье (для меня).
26 августа 77, пятница, дача. По радио мне впервые не понравился Амальрик. Он излагает “историю демократического и правозащитного движения”. Из чего видно, что история эта уже фальсифицируется. Вольно или невольно? Не знаю. Если невольно, то еще страшнее. Таково сознание хорошего человека не нашего круга и не нашего поколения. Для него все началось с процесса Синявского и Даниэля. Если говорить о судах над писателями — то где же начало начал — дело Бродского и Фридина запись? Это раз. Затем — ни звука о Солженицыне! Не было “Ивана Денисовича” — а ведь это-то и было землетрясение, разбудившее всех, даже спящих глубоко. Если же говорить обо всем, минус художество (что очень глупо), то где же письмо
