сплошном культурном контексте. Здесь все влияет на все, изыскиваются самые неожиданные переклички. Произведение, в условиях “смерти автора”, становится безразмерным, а его истолкование — безграничным и избыточным. Рецептивная эстетика сродни интертекстуальной, она тоже исходит из того, что произведение искусства существует лишь потенциально, оно возникает и реализуется только в процессе встречи с рецепиентом (читателем, зрителем, слушателем). Разница между двумя подходами состоит в том, от каких внешних факторов ставится в зависимость бытие произведения: от контекста или же от толкователя, от объективного или от субъективного, хотя в итоге всем распоряжается субъект- интерпретатор, что переводит постижение на рельсы релятивизма. Уясним, что это ее, рецептивную критику, мы должны благодарить за расцвет в нынешней культуре такого явления, как римейк — практическое применение ее принципов. Но ни “Братья Карамазовы”, ни “Реквием” Моцарта не полиняют ни перышком от любых “обогащений” и кривотолков, будь то со стороны рецептивистов или интертекстуалистов. И даже если ни одного из них не останется на земле и даже если не сохранится ни одного человека, способного читать или слушать,
творение искусства останется, как Ветилуя, сиять в недостижимой вышине. Примеры одного или другого метода нетрудно обнаружить во многих статьях сборника:
О. Меерсон, В. Ляху, К. Кроо, Т. А. Касаткиной, Л. И. Сараскиной и др.
Есть статьи, каждая из которых в своем роде решает специфические смысловые и текстуальные задачи. Традиционно интересны — сколько бы ни хотелось это скорректировать — рассуждения Ричарда Пайпса в статье “Достоевский и силлогизм”, где вслед за Чаадаевым, Киреевским и Достоевским развивается мысль о том, что русским чуждо рассудочное мышление, вместо него — “русская мудрость”. Нетривиальна и тематически, и по способу рассуждения статья
В. А. Губайловского “Геометрия Достоевского”, как мне кажется, в значительной мере посвященная не столько математике, сколько проблемам логики. В статье “Библейские цитаты в романе „Братья Карамазовы”” А. Л. Гумерова через евангельские сюжеты стремится пролить дополнительный свет на авторский замысел ряда мест романа. “Театр трапезы” — название статьи О. А. Дехановой с совершенно неожиданной темой: автор представляет читателю подробнейший реальный комментарий к сценам застолья в романе. В статье “Загадка исчезнувших рукописей „Братьев Карамазовых”” Б. Р. Тихомиров путем детального анализа приходит к выводу, что беловая рукопись романа в 1930-е годы была продана за рубеж сталинским руководством.
К сожалению, в некоторых материалах книги наличествует какая-то утомительная въедливость, именуемая “микроанализом” текста, отчего тот становится менее ясным и увлекательным, чем при непосредственном восприятии читателем, которого исследователь не принимает всерьез, но ради которого и только ради него пишет писатель и на человеческую, доаналитическую общность с которым он рассчитывает.
Если бы представленное в сборнике литературоведение освободилось от этих весьма спорных уклонов, цены бы ему не было. Так велики тут знание предмета и любовь к нему.
Рената Гальцева
КНИЖНАЯ ПОЛКА ВАЛЕРИИ ПУСТОВОЙ
+ 6
Анна Козлова. Люди с чистой совестью. Роман. СПб., “Амфора”, 2008, 223 стр.
Этот роман просится быть рассмотренным в контексте других “политических” итогов года в литературе. Изданный “Птичий грипп” С. Шаргунова, его и З. Прилепина книги публицистики, а там припомнится и полемическое произведение Р. Сенчина в “Знамени” за прошлый декабрь. “Молодая” литература о “молодой” политике — книга Козловой в этот сюжет ложится даже с охотой. С первых страниц мы с героем Валерой, в ком пристрастный взгляд распознает реальные черты одного бывшего молодого партийца, исследуем темный и пустой, как шкафы в кабинете его влиятельного тестя, мир современных политических проектов.
Однако недаром обозреватель “НГ Ex libris” посетовала на затянувшееся беспутство героев Козловой: “Бесконечны в романе „телки” и секс” (17 апреля 2008 г.). Политическая тема для автора — просто способ наступить другой ногой на грабли раз поставленного и пока неразрешимого вопроса. Поэтому для нее гораздо важнее, что жена Валеры Даша еще при рождении потеряла мать, чем то, что она вышла замуж за начинающего политика. И единственная увиденная нами акция действующей в романе партии — вклад в генофонд родины в кабинках с порножурналами, и само ее название “Партия любви” — работают на активизацию того плана, который, в отличие от проблем власти и революции, Анна Козлова в романе пристально исследует.
“Люди с чистой совестью” — вполне идейный роман, цель которого — разделаться с любыми идеями как домыслами о реальности. Развенчиваются идеи власти и бунта, религии и любви, в остатке — голая правда: ночное кровотечение твоей жены, усыновленный сумасшедшим отцом любовник матери, идиллия семьи втроем. В выяснении предельной “правды”, которая не искушает “валяться” у жизни “в ногах” ради призрака счастья, а примиряет с “катастрофами и страданием” как нашим земным уделом,
