— Вот вы всю жизнь все делали по правилам, потому что думали, что так вас никто не тронет. Старались никого не сердить. Несли свой крест. Как бы вкладывали в будущее, где вам воздастся. За терпение, за покорность, за хорошее поведение. Где это будущее? Его у вас отобрали. Иначе бы вы не шли в Малую Глушу.
Она вдруг заплакала, совершенно беззвучно и даже без слез, словно даже плачем своим старалась никому не помешать, совсем не так, как то, на болоте…
— Извините, — сказал он. — Извините.
— Это ничего. — Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Никто… не любит… правды.
— У меня не было умысла преследовать вас, — сказал он снова. — Так получилось. Само получилось, понимаете?
— Да. — Она порывисто вздохнула, как наплакавшийся ребенок.?— Только где вы правда нашли болото?
— Не знаю. — Он покачал головой. — Где-то там. — Он махнул рукой вбок, за кустарник. — Давайте я чемодан возьму.
Она заколебалась, и он спросил:
— Это тоже входит в испытание?
— Нет, — сказала она. — Нет. Это я сама. А вот вы врете, что у вас машина поломалась.
— Мне сказали, на своей машине нельзя, — признался он. — Нет, вы правы… не надо об этом говорить. Просто пойдем. Ладно?
— Ладно. — Она пожала пушистыми плечами. — Ладно.
Говорить было больше не о чем, он тащил ее чемодан; чемодан сначала казался не очень тяжелым, потом очень тяжелым, а когда стал невыносимо тяжелым, лес неожиданно расступился. Дома Малой Глуши выступили из волокнистого мрака, похожие на огромных спящих животных, благодаря странной игре тумана казалось даже, что бока их вздымаются и опадают. Нигде не горело ни одного огня.
Ему стало неприятно, когда он представил себе, как стучится в какой-то дом, любой (наверное, крайний, тот, что ближе всего к лесу?), и кто-то, совсем чужой и незнакомый, открывает дверь и смотрит на них из мрака.
— Может, переночуем тут? — сказал он неуверенно. — Дождемся рассвета и уже тогда?
Воздух сделался неожиданно холодным и каким-то липким, но остаться здесь, снаружи, было не так страшно, как войти в незнакомый дом.
— Нет-нет, — сказала она шепотом. — Надо стучать.
— Как хотите.
Он направился к ближайшей хате, такой же черной и глухой, как остальные. Над ней, над самой трубой, висел бледный серпик луны, как это обычно показывают в кино. Окна были маленькими, темными и слепыми.
Он пошарил фонариком, луч уперся в крашеную дверь. Здесь не так, как в Болязубах, — сады и огороды, похоже, располагались на задворках.
У порожка лежал пестрый лоскутный половичок.
Он поднял руку и согнул пальцы, чтобы постучать.
— Как вы думаете, — сказала Инна шепотом, — кто нам откроет?
Я хочу сказать…
— Откуда я знаю, — сказал он сердито и ударил костяшками пальцев в дверь.
— Я боюсь, — жалобно прошептала Инна.
