— Теперь это как-то бессмысленно. Я хочу сказать, в нашем положении.
За дверью раздался какой-то шум, шаркающие шаги, потом женский сонный голос спросил:
— Хто?
— Переночевать! — крикнул он. — Откройте.
— Хто там? — повторили за дверью.
— Скажите что-нибудь... — Он досадливо обернулся к Инне. — Чтобы женский голос.
— Мы из Болязубов, — сказала Инна тоненько. — Нам переночевать.
Дверь отворилась, и тут же в глаза ему ударил свет, такой яркий, что он с непривычки зажмурил глаза. Луч фонарика растворился в нем и пропал.
Тут у них есть электричество, в этой Малой Глуше, удивленно подумал он. Когда глаза приспособились, он увидел голую лампочку, свисающую на шнуре под потолком, да и свет был не такой яркий, как ему поначалу показалось; в лампочке он отчетливо разглядел красноватую нить накаливания.
Немолодая тетка, стоявшая в прихожей, была в длинной фланелевой рубашке в цветочек, в накинутом на плечи сером пуховом платке. Поверх платка лежала жидкая черная косичка. Она тоже оказалась похожа на Анну Васильевну; все они тут похожи на Анну Васильевну.
— Из Болязубов? — повторила она подозрительно.
— Так, — подтвердила Инна.
— Вот, за десять рубликов пущу, — подумав, сказала женщина. — На одну только ночь?
— Не знаю, — сказал он. — Это как получится.
— Ладно, — тетка подвинулась боком, пропуская их, — проходьте.
В комнате на столе, покрытом кружевной салфеткой, стояла ваза с бумажными цветами, в углу — старенький черно-белый телевизор “Рекорд”, в который из другого угла смотрелась икона с пальмовой ветвью в руках и тусклым нимбом вокруг темной головы. Тетка на иконе тоже была похожа на Анну Васильевну. На второй иконе такую же ветвь сжимал в руках худой высокий человек с волчьей пастью и волчьими ушами.
Над иконами тоже красовались бумажные цветы. Горела лампадка; когда он присмотрелся, то понял, что лампадка тоже электрическая, трепещущий огонек в имитации фитиля бился, словно заключенная в стекло бабочка.
— Вы вместе или сами по себе? — спросила тетка.
— Ну, как сказать? Пришли вместе. — Он думал, как сказать половчее, чтобы не обидеть Инну.
— Кровать одна нужна, спрашиваю?
— Нет, что вы, — торопливо сказал он.
Ему было неловко.
— Тогда ты, хлопчик, лезь на горище, — сказала тетка.
Он беспомощно оглянулся на Инну.
— На чердак, — пояснила та, усмехнувшись бледными губами.
— Только гроши давай сначала, — велела тетка. От нее исходил какой-то чуть заметный запах нечистоты, словно бы прогорклого постного масла.
— Да, — сказал он. — Да, конечно.
