— Болязубы близко от Малой Глуши, — сказала она тихо.
Потом накинула на голову полотенце и стала яростно вытирать волосы, прямо посреди улицы.
— Ах да, вы ведь росли в Болязубах…
Интересно, подумал он, каково это — жить совсем рядом с Малой Глушей. Впрочем, вот Пал Палыч живет, и ничего.
Он неожиданно для себя спросил:
— Сколько вам лет, Инна?
— Тридцать восемь, — сказала она из-под полотенца, — а что?
— Ничего. Просто так спросил.
Она высунула голову из-под полотенца и скрутила его в жгут.
— Извините, — сказала она. — Я не хотела вас обидеть. Просто…
— Вам не по себе. Понимаю.
— Мне казалось, я все смогу. Смогу вытерпеть любые трудности.
— Да. Нас учили, что это очень важно — уметь выносить любые трудности. Но здесь, мне кажется, от нас требуется вовсе не это. Что-то другое. Я не знаю — что.
Она улыбнулась, показав подбородком в сторону реки:
— Глядите.
По луговине на противоположном берегу важно вышагивали аисты, он насчитал пять, потом увидел, как к ним присоединяется шестой. Приземляясь, он выдвинул лапы вперед, как самолет выдвигает шасси.
— Это на самом деле как вы думаете что? — спросила она.
— Стая?
— Это школа. Летное училище. Это молодняк. И тренеры. Они будут тут собираться и тренироваться, пока не придет время лететь в Африку. Они улетают в Африку, вы знаете?
— Жалеете, что не стали орнитологом? — спросил он.
— Не знаю. Наверное. Я думала, закончу медучилище, буду поступать на биофак. Не получилось.
Она чуть развела руками, подтверждая, что — не получилось.
Потом, отвернув голову, так что он видел только высокую скулу и кончик носа, сказала:
— Лодка приходит оттуда. Из-за излучины реки. Приходит и забирает тех… кому надо. Только она приходит лишь тогда, когда человек готов.
— А когда человек готов?
— Не знаю. — Она совсем отвернулась, опустила голову. — Когда заплатит… не знаю…
— Я вам не помешаю, Инна, — сказал он. — Не бойтесь.
— Я знаю, — сказала Инна.
Она повернулась и пошла к дому, помахивая полотенцем. Походка у нее была легкая, словно она разгуливала по ялтинской набережной.
