Он приоткрыл пасть и вывалил наружу красный язык.
— Женя! — вдруг крикнула Инна. — Женя!
Он вздрогнул. Инна никогда не называла его так, и на миг ему показалось, что его зовет Ритка. Он начал беспомощно озираться и увидел Иннино лицо; совершенно белое, с расширенными глазами. Она увидела, что он смотрит, и рванулась к нему.
— Чемодан! — всхлипнула она.
Он поглядел туда, где догорал пряничный домик, теперь он был ни на что не похож: опадающая внутрь себя черная бесформенная масса. Качели под яблоней тоже горели, как-то странно, пылающая доска раскачивалась взад-вперед, оставляя в воздухе плавный огненный след.
— Я не пойду! — кричала Инна, вырываясь из лап псоглавца, охватывающих ее руки кольцом загнутых когтей. — Без чемодана — нет, нельзя!
— Вот дура баба, эх, — прокомментировал тот псоглавец, что стоял рядом с ним.
— Я схожу, — сказал он. — Я не убегу, честное слово.
— Пионерское? — спросил псоглавец.
— Угу.
Он высвободился и пошел по направлению к горящему дому; в лицо тут же ударило нестерпимым жаром, от которого осыпались белым пеплом ресницы и брови.
— А нарушишь пионерское слово — бабе твоей глаза вырву, — сказал псоглавец в спину.
В вытоптанной траве лежало что-то маленькое, черное и скорченное, он старался туда не смотреть, а чемодан стоял неподалеку, раскрытый, но совершенно целый. Все в нем было вперемешку, словно рылся кто-то любопытный и равнодушный, из надорванного пакета высыпались мандарины, яркие, точно китайские фонарики. Еще там были мужские джинсы и майка с портретом какого-то певца, несколько потрепанных книжек из “Библиотеки фантастики и приключений” и почему-то плюшевый заяц с барабаном. У зайца вместо одного глаза была пуговица.
Он затолкал все в чемодан и застегнул молнию.
— Вот, — сказал он, вернувшись. — Не волнуйтесь. Вот.
Инна мелко и часто закивала, а псоглавец взял у него из рук чемодан и закинул на телегу. Теперь он увидел, что на телеге из-под дерюги торчали огромные ступни с выгнутыми когтями; это был тот псоглавец, которого он убил ножом.
— Лезь, — сказал псоглавец.
— Я так пойду, — сказал он. — Пешком.
— Дурак, — сказал псоглавец. — У тебя ноги короткие. И у нее тоже. Садись, кому говорят!
Он забрался в телегу и сел, стараясь держаться как можно дальше от огромного тела под дерюгой. Инна умостилась рядом; ее нарядная кофточка была в грязи и саже, а юбка треснула по шву так, что виднелось белое бедро. Она стягивала шов руками; ей было неловко.
— Спасибо, — сказала Инна. Она смотрела прямо перед собой.
— Пожалуйста. — Он пожал плечами. — Но… зачем? Зачем таскать все это?
— Вы не понимаете. Они забывают. А там все, что он любил. Я покажу ему, он вспомнит.
Он вздохнул:
— Кто там у вас?
— Сын.
— Афган?
