— У вас бывали ссоры? Взаимное непонимание?
— Как у любой другой пары, — сказал он.
— Ничего такого, что вы хотели бы забыть?
— Нет.
— Ничего такого, о чем могли бы сейчас рассказать мне?
— Послушайте, — сказал он, — я пришел сюда для того, чтобы увести ее. Мне сказали, это можно. Почему я должен вам рассказывать… всякие несущественные подробности?
— Потому что я пытаюсь понять, — сказал псоглавец, — почему вы тогда не бросились за ней на дорогу.
— Потому что струсил, — сказал он тихо.
— Не потому, что в глубине души хотели, чтобы она погибла под колесами?
— Я любил ее. — Он оттолкнул тяжелый табурет и вскочил.
— Спокойно, — сказал псоглавец. — По-вашему, одно другому мешает? Вспомните тот вечер, когда вы пошли провожать Калязиных.
— Откуда вы все это знаете, мать вашу?
— Мне положено по должности, — сказал псоглавец и захлопнул книгу, по которой водил лапой.
— Все? — спросил он.
— Нет. — Псоглавец снял очки и аккуратно положил их на стол дужками вниз. — Теперь плата.
— Какая еще плата? — Он почувствовал, как замирает в животе от неприятного предчувствия. — У меня ничего нет.
— Я все взвесил, — сказал псоглавец. — И возьму с вас немного. Всего один палец.
— Что?
— Вам жалко? У вас их десять. На руках, я имею в виду.
— Вы отрежете мне палец? — переспросил он.
— Да. Уверяю вас, очень аккуратно.
Псоглавец нагнулся, поднял с пола и поставил на стол крохотную гильотинку, какой режут кончики сигар, и белый кусок бинта, который, сложив в несколько раз, подложил на подставку.
— Мне ничего не говорили, — сказал он жалко. — Ни про какой палец…
— Это решается на месте, — сказал псоглавец. — С каждого человека нужно взять что-то. Каждый должен чем-то пожертвовать.
— Какой? — спросил он.
— Что — какой?
— Указательный? Мизинец? На правой? На левой?
— Все равно, — сказал псоглавец. — Ну, наверное, мизинец вам будет удобнее. Один маленький мизинчик, да?
— И все? Вы проводите меня к ней?
— Да, — сказал псоглавец. — Это все. Я провожу вас к ней.
