Нет портрета того света,
данс-макабр умерших форм
всем обязан силе ветра
плюс насколько скользок дерн.
Что на жизнь похожа тряска,
то не с кладбища побег,
а лишь Мексика и маска
с прорезями вместо век.
* *
*
Ты мертв, но твои — то словцо, то лицо —
нет-нет да и выпрыгнут чертиком в споре.
А весь-то и спор — расписное яйцо
с желтком красноречья в скорлупке теорий.
Ты мертв, карбонарий, осела гора
речей, не пробить их парламентским лампам.
Пришлось в темноте вам себя, мастера
заплечных культур, причислять к дуэлянтам.
Где стычек, бретер, твоих кровь на ноже?
Где запах селитряный в дульном канале?
Признайся, судьба твоя — жук фаберже,
точней — его снимок в рекламном журнале.
Подшивка обложек за прожитый век.
Мираж, облака выдающий за альпы.
Бубновый валютчик, пустой человек,
я видел твой череп отдельно от скальпа.
* *
*
Подумаешь — тяжелый день. А что, мы не привыкли
таскать теленка на плечах, покуда подрастет?
Кто к ноябрю он, сосунок июньский, — уж не бык ли, —
