Он вытянул из стебля травинку и вставил в зубы. Потом немного подумал — будто облако набежало на лоб, — сорвал, все так же лежа, полевой клеверок и протянул мне:
— На.
Рассмеялась:
— Ты очень галантный.
— Выходи за меня замуж.
Серьезные сдвинутые брови.
— Спой что-нибудь, пожалуйста.
— А что?
— Ну, ты же пел вчера.
Мисяць на неби, зироньки сяють,
Тихо по морю човен плыве.
В човни дивчина писню спива-а-е,
А козак чуе, серденько мре…
Голос у него был — трезвый — чистый, высокий. Протяжная мелодия струилась над водой, витала в ветвях, уносилась в небо…
Мы просидели, почти не разговаривая, на берегу часа три. Несколько раз он принимался петь, но ни одной песни не знал наизусть до конца.
— В мене мати пое, я тильки подпеваю. Вона хороша, але сама не уявляет, шо робит. Ну да я тоби казав…
Налетел ветер, набежали тучи, засобирался дождь. Мы встали.
— А придешь завтра?
— Завтра…
— Приходь. Я визьму у матери зошит, вона слова писень туди записуе. А у вас в России есть якись песни, романсы?
— В твоем возрасте, — нравоучительным тоном заметила я, — у нас в основном слушают рок. Или электронную музыку…
Он вспыхнул, повернулся и зашагал по траве, не оглядываясь.
Мерзли ноги. Не было с собой носков. А если бы и были, их бы отняли в приемном покое так же, как и всю одежду, кроме нижнего белья. Лифчик бы тоже сняли. Чтоб не повесилась?..
Они надели на меня куртку, завернули в одеяло, связанную, обессилевшую. Понесли, при ужасе присутствующих, под взглядами сидящих у подъезда чужих бабулек, непонятный понесли кулек в синюю машину скорой психиатрической помощи. Сопровождал почему-то Егор. Самый трезвый? Зрачки у него были нормальные. На каталке распеленали. Лежала, глядела в окно, больше не кричала. Молча сняла с шеи бело-голубой дешевенький крестик и отдала Егору.
Он тотчас надел его.
— Я, кажется, досмотрела свой сон, — сказала. — Помнишь, ты говорил о своем многосерийном сне? У меня тоже был такой. Так вот, вроде бы я его досмотрела.
— Однако ты как-то уж очень всерьез. Зачем так?
— Это не я. И вообще, такое чувство, как будто я умерла. Ты помолишься за меня?
Он кивнул. Отвернувшись, стал смотреть в окно.
