Все это прихотливое сплетение сюжетных линий и бьющих по нервам флешбэков вводит непривычного зрителя в настоящий ступор, заставляя особо нетерпеливых покинуть зал. И лишь в последней трети фильма действие обретает некое единое русло и неторопливо выруливает на финишную прямую.
Сова и Лори эффектно освобождают Роршаха из тюрьмы. Затем счастливую Лори Доктор Манхэттен прямо из Соволета забирает на Марс для беседы: «Ты должна убедить меня спасти мир». А Сова с Роршахом, проникнув в офис Озимандиса, докапываются наконец, что за убийством Комедианта, изгнанием Манхэттена и подлым арестом Роршаха стоит Самый Умный Человек на Земле.
Друзья направляются в снега Антарктиды в резиденцию Озимандиса, архитектура которой повторяет дворец Рамзеса II в Карнаке, и там происходит финальная разборка, окончательно опрокидывающая все привычные ожидания любителей комиксов. Обычно в фильмах такого рода вопрос о победе Добра над Злом решается на уровне рукопашной. Здесь же «злодей» Озимандис, как на грех, совершенно непобедим. Расшвыряв друзей, как котят, он хладнокровно излагает им свой план спасения мира: используя энергию, генерированную Манхэттеном, взорвать пару-тройку мировых столиц, свалив атаку на полубога; тогда соперничающие сверхдержавы передумают швыряться боеголовками, объединятся против общего недруга, и наступит наконец мир во всем мире. На все вопли: «Безумец, ты ведь этого не сделаешь!» — Озимандис спокойно заявляет: «Я уже сделал это 35 минут назад».
Апокалиптические кадры (сильно напоминающие хронику «9.11»): прохожие, задрав головы, смотрят, как по городу носятся гигантские синие шаровые молнии, от которых рушатся небоскребы, а люди превращаются в черные скелеты на фоне ослепительной вспышки и исчезают, распавшись в пыль.
Манхэттен и Лори, душевно побеседовав на Марсе о ценности человеческой жизни, возвращаются аккурат на пепелище Нью-Йорка. Поняв, что к чему, они телепортируются в Антарктиду, где происходит второй раунд схватки супергероев с зарвавшимся Умником. Однако и здесь, несмотря на явное преимущество полубога Манхэттена, Озимандис, уже прижатый практически к синему ногтю, одерживает победу. С помощью телевизионного пульта. Он просто включает свои бесконечные телевизоры, где по всем существующим каналам всех стран транслируется заявление Никсона: «Ввиду великой трагедии мы прекращаем вражду, чтобы совместными усилиями...» и так далее. Озимандис добился своего — он спас человечество. Принеся в жертву миллионы жизней — сохранил миллиарды. Всем прочим супергероям остается только молчать о том, как это произошло. Бескомпромиссный Роршах, конечно же, протестует, и Манхэттену приходится разнести его на куски. Остается только красное пятно Роршаха на белом снегу.
Итак: Справедливость повержена; Всемогущество, устав от людских этических непоняток, отбывает в другую галактику; влюбленные Обыватели — Сова и Лори — отправляются в частную жизнь, а перехитривший всех Самый Умный остается в полном антарктическом одиночестве, заметаемый снегом в своем роскошном Карнаке с разбитой стеклянной крышей.
Эпилог: Лори и Сова счастливы, принимают у себя в гостях маму Лори и поддерживают гармонию в сексуальной жизни периодическими подпольными вылетами на Соволете.
Нью-Йорк отстраивается после катастрофы (в кадр ненавязчиво попадает знаменитый «Граунд зеро» — котлован на месте рухнувших башен-близнецов). Мир процветает и напоминает коммуну хиппи. Но ничего не кончается. В редакции газетчики, опупевшие от отсутствия новостей, раскапывают среди старой почты дневник Роршаха — так что есть шанс, что правда выйдет наружу и хрупкое равновесие будет нарушено. Круг замыкается: начало фильма (и комикса) — желтый, запачканный кровью значок-смайлик на халате Комедианта, конец — желтый смайлик на майке толстого редакционного недотепы. Он жует гамбургер, кетчуп, как кровь, пятнает улыбающуюся желтую рожицу. Вечное возвращение. Вечная, кровавая шутка.
В этой конструкции пленяет в первую очередь не столько разгул фантазии, не столько азарт и последовательность, с какими авторы вслед за Аланом Муром деконструируют супергеройский миф, который в итоге оказывается приемлемым разве что в качестве домашнего средства от импотенции, — поражает больше всего абсолютная законченность и герметичность этой постройки.
Альтернативная реальность «Хранителей» очень походит на нашу, но наглухо отделена от нее целым рядом мизантропических мировоззренческих аксиом. Здесь история, как заезженная пластинка, движется по кругу, а не развивается по спирали. Здесь исключен всякий прогресс. Человеческая природа дика и неизменна; ее невозможно исправить, можно лишь обмануть и запугать, да и то ненадолго. Здесь любая сверхчеловеческая попытка спасения мира оборачивается горами трупов, человечество напоминает огромный термитник, а Мироздание в целом — часы без Часовщика.
Таков взгляд на жизнь отчаянного человеконенавистника Алана Мура. В комиксе он выражен намного острее, чем в фильме. Чего стоит хотя бы вставная новелла, комикс в комиксе — история «Черной шхуны», о том, как моряк, пытаясь спасти родной город от нападения инфернальных пиратов, плывет с острова на материк на ужасном плоту, связанном из вздувшихся мертвых тел, и за время пути сам неумолимо превращается в исчадие ада, занимая в конце концов подобающее ему место на борту черного адского корабля.
Безнадежный, придуманный мир Хранителей, с его альтернативной историей, искаженной вмешательством сверхчеловеков, напрашивается на сравнение с нашим. Сравнение это невольно наводит на мысль, что мы живы, кажется, только за счет того, чего в мире Хранителей нет. Наш падший, нелепый, дикий и глупый мир все еще существует благодаря незаметному присутствию невидимого Часовщика. Суперспособности — это все ерунда, человечество может уничтожить и себя и планету в любой момент, недаром прозвище Доктора Манхэттена напрямую отсылает нас к Манхэттенскому проекту. Мы живы просто потому, что Кто-то присматривает за нами и не позволяет сбыться всем обуревающим нас разрушительным сверхчеловеческим, то бишь человекобожеским, фантазиям и порывам.
«Кто сохранит от Хранителей?» — эта цитата из Ювенала — последняя фраза комикса и слоган рекламной кампании фильма.
