реалити присущ многочасовым хроникам «Дома-2» и сериям «Последнего героя». По MTV идут зарубежные «реалити» вроде «Обыска и свидания».
Давно не могу отделаться от ощущения, что на родине Тургенева и Толстого, Гончарова и Достоевского, Чехова и Горького происходит какая-то эстетическая мутация принципа реалистичности. Отсыл к русской классике критического и психологического реализма считаю абсолютно правомерным, поскольку эта классика уже давно стала частью популярной культуры. Ее проходили в школе в советские годы и проходят в школах и вузах до сих пор. Ее и раньше активно экранизировали. Теперь по ней снимают сериалы.
То, что реализм является одной из высших форм искусства, подспудно сидит в мозгах у многих. Пусть реализм и не моден и у некоторых ассоциируется с официальным искусством, которое пытались абсолютизировать в СССР. Как бы там ни было, а выяснить положение нынешних концепций «правды жизни» относительно классического реализма и классической документалистики просто необходимо.
Где эта правда, в чем она, зачем нужна и из чего может состоять? В этом телевидение запуталось само, запутало всех и распутывать, похоже, не собирается.
Сначала разберемся с нехудожественными телеформатами.
Показательно, что самым неактульным на современном ТВ оказывается режим прямого эфира. Немодным становится слово «документальный». Документальные фильмы часто называются в телеобиходе просто фильмами или документальными проектами. «Проект» — слово модное. Но дело не только в этом. Словосочетание «документальный проект» означает, по сути, совсем не то же самое, что документальный фильм. Проект должен фокусировать свое внимание на фрагментах невымышленной реальности, в которой телепрофессионалы пробуют разобраться, подают ее в каком-либо из жанров — репортаж, хроника, телеочерк, исторический очерк и т. д. Солидный проект, если он обозначен как документальный, не будет повествовать о том, чего на самом деле не было и нет, — например, об аномальных явлениях, нафантазированных кем-то из телевизионных деятелей. Нет, проект будет рассказывать о том, в объективной реальности чего кто-то по-настоящему убежден. Это, так сказать, непременный минимум для документального проекта.
Дальнейшее — на усмотрение его реализаторов. Например, там может быть сколько угодно игровых эпизодов, в которых где-то за спиной ведущего меряет шагами кабинет Сталин с трубкой или выступает перед революционной аудиторией Маяковский, умерщвляет Еву Браун и себя Адольф Гитлер или думает о чем-то своем Вольф Мессинг. Там может быть куча компьютерной графики, наглядно моделирующей то, о чем рассказывает закадровый голос или живой профессионал в кадре. Строить из такого виртуального материала классический документальный фильм — это не очень серьезно. А проект — пожалуйста. Ведущие в телепроекте могут рядиться в любые одежды и представлять какие угодно лица — лишь бы сей факт маскарада в кадре был открыто условен и декларирован всей структурой проекта. Идущий уже не один сезон по ТВ-3 документальный сериал «Тайные знаки» — типичный проект. Один из ведущих сериала — замечательный актер Александр Резалин, который не только рассказывает о всевозможных демонических и магнетических личностях истории вроде Распутина, но и облачается в соответствующие исторические костюмы, входит в очередной образ и комментирует происходящее от своего лица — в общем, работает магистром на пиршестве визуальных реконструкций и завлекательных исторических легенд.
Николай Сванидзе на канале «Россия», автор «Исторических хроник», наоборот, делает именно серьезное документальное кино и не позволяет себе демонстративного маскарада в кадре. А Леонид Парфенов, теперь на Первом, чрезвычайно пристрастен к документальным проектам. Обойтись без инъекций виртуальности он органически не способен. В «Птице-Гоголь» у него и призрак Гоголя реет в небе, и сам Парфенов разъезжает в таком же экипаже, в каком некогда ездил Гоголь.
И свой нос ведущий высовывает на мороз, изображая, как когда-то будущий великий писатель отморозил себе нос, впервые приехав в Петербург. Поиграть в прошлое тут важнее, чем увидеть его уцелевшие фрагменты и разобраться в нем.
Множество программ, посвященных криминальной тематике, составляют микс из документальных кадров и больших постановочных сцен, снятых в стилистике «под документ», «под любительскую съемку», «под камеру слежения». Размывание жестких границ между документальным и вымышленным становится неотъемлемым условием игры. Это новый формат, а не отступления от формата.
Из специфики документально-игрового кино возникает телевиртуальность. Прошлое утрачивает неприкосновенность, реконструируется, симулируется, превращается в виртуальную материю прошлого. То есть в образы той реальности, оригинал которой утрачен и не поддается отображению, однако эту недоступную ныне реальность можно смоделировать современными средствами и технологиями. Нечто аналогичное увлечению новостроем в архитектуре.
Сама страсть широких масс к жизни на камеру, самовыражению на камеру всячески поощряется телевидением. Такие на ТВ необходимы. В последние годы разрастается количество телевизионных актеров-любителей, которые стремятся всеми силами почаще попадать в кадры телепрограмм и художественных сериалов. Это тысячи и тысячи потенциальных исполнителей самого разного возраста, внешних данных, эмоционального склада. Для их учета и включения в телебизнес сложились большие кастинговые агентства (такие, как «Телекастинг»), где с любителями работают профессионалы режиссуры, операторского искусства, фотографии. Базы данных подобных агентств фактически представляют электронные энциклопедии современных человеческих типов.
К отдельной когорте востребованных телевидением людей относятся те, кто готов сделать факты своей реальной личной биографии достоянием широкой телеаудитории. Такие рвутся в эфир с рассказом о себе и своих близких («Ты не поверишь!», «Жди меня!»). Они жаждут не только вынести на суд публики в студии свои проблемы, но даже и решить их с помощью телеведущих («Скажи, что не так?!» на «Домашнем», «Давай поженимся!», «Модный приговор», «Пусть говорят» на Первом канале и пр.).
