«Я родилась 2 месяца назад на Багамах из головы <...> одного русского придурка, когда он стукнулся ею о рекламный щит».
Мэгги — это?.. Русский бизнесмен Давид Гуренко после пластической хирургии, после травмы черепа. Чужое место, чужой язык, другое тело, другое сознание, но все-таки и Давид, потому что… «я помню в принципе всё, но меня там нет».
Это не детектив. Все объяснено на первых же страницах, читателю не морочат голову, ему сразу же объясняют: двойственность надо принять изначально.
Итак, две страны (великие, Америка, Россия), два тела, два сознания. Два языка.
Речь героев иногда, особенно поначалу, — калька с «американского» переводчика-халтурщика. Неприятно удивившись (что за Брайтон-Бич!), я быстро свыклась, только через какое-то время заметив, что перевожу для себя диалоги — по-английски/американски каждая фраза звучала правильно, не только — уверен/sure — ритмика фразы была американская. И при этом безукоризненные изящные перекладки от нарратора, вскоре обучившего и остальных персонажей говорить на превосходном русском. Вернее, на превосходном английском в превосходном переводе. Они разговорились, и как! Как они говорят! И элегантная грубоватость О. Генри, и плотная тяжеловесность фразы Фолкнера — все это сплетено в монологи, диалоги, пассажи, каждое слово в которых сидит точно на своем месте.
Вот два кусочка (первый и последний) из главы 47 — одной из многих (62 + 19), не самой важной для распутывания сюжета, всего в полторы страницы:
«— Ну что, может, подтащим это бревно к пиле?
— Гори оно огнём, Билли. Я прочитал в одной книжке, что высшей человеческой ценностью является живое общение. Если бы высшей ценностью являлось распиленное бревно, вся история шла бы иначе.
<…>
Философской и немного печальной была жизнь одинокой сосны возле лесопилки. То и дело мимо неё везли на бодро рычащих уродливых машинах её убитых сестёр, но её не касалось лезвие смерти, потому что она оживляла ландшафт. На ней отдыхал глаз древесных мясников.
Она упиралась острой кроной в небо и царапала облака, не оставляя на них, впрочем, следа, поскольку эти облака состояли лишь из воздуха и пара, да, сэр, из пара и воздуха, и материальность их была почти иллюзорной. И Господь…»
Глава заканчивается этим многоточием.
Поначалу кажется, что лингвистическая и эстетическая интерференция русско-американского языка и сознания, взаимодействие противопоставления/отождествления и составляют основу романа (это все-таки один роман, состоящий из двух частей, а не два), но планов там много разных, почти одинаково равноправных: интертекстуальный, психологический, трудный для проговора нравственный план, эстетический.
Не связанные друг с другом рассказы персонажей не главных и вообще случайных, замкнутые разновеликие кольца, складывающиеся в сюжетную цепочку, — в «Мэгги» это нужно не для выживания героини, как в «1001 ночи», а для разгребания завалов в наших представлениях об американцах и о нас самих, в том, что, по нашим представлениям, думает «средний американец» о «русской ментальности».
«Впрочем, как всегда, события не сочетались сами по себе, а нанизывались, как кусочки мяса на шампур, на психологическую ось».
Диалоги Громова и Хабибуллина о посеве редиски, Слейтона и Гордона — о качестве американских дорог, разговоры на лесопилке и потом во время варки пунша, Гарри Резерфорд и борьба с бесом, юный Питер, театр Чехова и Станиславского...
Или, например, совершенно вломившиеся в историю Гэри и Лиза. Гэри, планирующий самоубийство, рассказывает о своих разнообразных психологических страданиях и излечениях от них обстоятельно, четко, совершенно без юмора. Лиза, прежде с Гэри незнакомая, комментирует.
«— Ничего не получится, друг, — сказала Лиза очень уверенно. — <…> Просто это ничего не решает. Околеешь и очутишься точно в таком же дерьме и точно такой же ломке. <…> И если попросить человека обустроить свой собственный рай, а назавтра — собственный ад, то самый хитрожопый федеральный агент не найдёт там 10 отличий.
<…>
— Господи, — сказал он [Гэри] негромко и примерно в той же интонации, в какой сержант полиции обращается к лейтенанту, — поясни мне Свои планы. Мне показалось, что это Ты обращаешься ко мне через голосовой аппарат дешёвой шлюхи, к тому же бракованный.
Все торжественно помолчали, потом Лиза порылась в холодильнике, нашла там йогурт, морщась, выпила его и откашлялась.
