Наблюдать со своей колокольни
Перестройку во вражьих рядах.
Если да — я и молвить не смею,
Как мне боязно в этом раю:
Опрометчиво честному змею
Вверить певчую душу свою!
Свершалось то, что казалось абсолютно невозможным, на что не было никакой надежды, — увидеть свободу при жизни, своими глазами. Поэт, как и предсказывал, «додержался» до «первых порывов борея» — причем не лирически-метафизически, а в жизни, в реальности, данной нам в ощущениях! «Вестями от прежних людей» были переполнены советские журналы, то, о чем еще вчера лишь шептались на интеллигентских кухнях, вещали дикторы Центрального телевидения. Анекдот той поры. Телефонный звонок. «Читал сегодняшнюю передовицу „Правды”? — Это не телефонный разговор!» Конечно же, происходящее вокруг воспринималось как чудо, как рай — опасный, в любую минуту грозивший обернуться адом новой смуты, гражданской войны, но рай! Свобода после стольких лет «в застенках» — истинное блаженство.
Интеллигенция же оставалась верна себе, ретранслируя привычные банальности о «невозможности сотрудничать с властью», «верить власти», безнадежности «этой страны» и т.?п. Сопровский пишет письмо главному редактору эмигрантского журнала «Континент» Владимиру Максимову, выступавшему в Москве (разве такое можно было представить пару лет назад?) и высказывавшемуся в подобном духе. Трудно найти более последовательного антикоммуниста, чем Сопровский. Но тут ему пришлось возразить Максимову (со всей почтительностью) — как раз в том смысле, что «перестройка не Господь, чтобы в неё верить, ею надо пользоваться».
Недавно в журнале «Новый мир» были опубликованы дневниковые записи Сопровского 1990 года. День за днем поэт фиксирует развитие событий в стране, делает свои наблюдения. И, оценивая поведение интеллигенции, снова приходит к неутешительным выводам. «Дореволюционная интеллигенция навязывала „народу” максимализм своих политических требований, нынешняя же — мудро вздыхая, снижает собственные требования до кажущегося ей „народным” уровня колбасы. Разгадка: этот уровень — вовсе не „народный”, народом тут только умело прикрываются (аппаратчики на свой манер, интеллигенты — на свой); это, увы, уровень самой нашей, с позволения сказать, интеллигенции». На полях, правда, делается важная оговорка: « Не вся интеллигенция — „определенные круги”» [14] . Боюсь, что с тех времен в повадках отечественной интеллигенции мало что изменилось. То есть повадки, конечно, несколько другие, совершился еще один круг, и интеллигенция снова навязывает обществу «максимализм своих политических требований», но делается это с той же безответственностью, с той же ненавистью к «авторитетному врагу» и той же бездумной стадностью.
К каким «кругам» принадлежал сам Сопровский? Как известно, один из участников группы «Московское время» и близкий друг Сопровского Александр Казинцев к тому времени уже возглавлял литературный журнал националистической направленности «Наш современник». Сопровский резко с ним полемизировал. Какова же его позиция? Он и не либерал, не западник, но и не славянофил, тем более не националист. К нему вполне можно применить характеристику, данную Сопровским «русскому кавказцу» генералу Колюбакину в посвященной этому интересному историческому персонажу статье. Он «принадлежал к тому типу русских государственных умов, которые руководствовались не доктринерскими установками, но деловым опытом, конкретными обстоятельствами и практической целесообразностью. <…> Вот и гадай после этого: славянофил он или западник, консерватор или либерал, реакционер или прогрессист».
В своих статьях перестроечного времени Сопровский призывает к диалогу западников и славянофилов, либералов и консерваторов, пытается организовать такой диалог. Не его вина, что диалог и по сей день не состоялся. Но, возможно, его собственный опыт, его способность руководствоваться «не доктринерскими установками, но деловым опытом, конкретными обстоятельствами и практической целесообразностью» послужат кому-то примером, образцом интеллектуальной честности и дисциплины, у кого-то пропадет охота начетнически служить «глашатаем общих мест», и тогда любой диалог возможен.
Поэт, философ, теоретик поэзии, критик и публицист Александр Сопровский?— из ключевых фигур русской культуры второй половины ХХ?века. Но, конечно, прежде всего он поэт, большой поэт, один из тех, кто вернул русской поэзии честь и достоинство после культурной катастрофы, постигшей нашу страну, один из создателей новой поэзии. Не все сложилось так, как виделось Сопровскому, но он никогда не ошибался в своих поэтических пророчествах, и жизнь, отождествленная им с поэзией, будет и впредь лишь подтверждать его слова.
[1] Здесь и далее цитаты из Александра Сопровского приведены по изданию: Сопровский Александр. Признание в любви. М., «Летний сад», 2008. (Прим. Владислава Кулакова.)
[2] Я сразу вспомнила письмо Саши к Лене Игнатовой, где он смешно пишет, какие стихи годятся для печати — «печатабельны»: если «в них ничего не происходит», если они наделены золотым качеством
