праздничному рада. И еще если бы была Женя3. И Даниил, если бы не был в Трубчевеке.
1 Д о б р о в Филипп Александрович (1869 — 1941) — известный в Москве доктор, работал в Первой градской больнице, был женат на Елизавете Михайловне Велигорской (1868 — 1942), сестре Шурочки Велигорской, первой жены Леонида Андреева. После ее смерти семья Добровых взяла сына Даниила в свой московский дом (М. Левшинский, 5), где он жил с двоюродным братом и сестрой вплоть до своего ареста в 1947 году.
2Гуревич Любовь Яковлевна (1866 — 1940) — писатель, критик, переводчик.
st1:metricconverter productid='3 См' w:st='on' 3 См /st1:metricconverter . сноску 1 на стр. 148.
sub /sub
sub 1932 /sub
21 апреля
11-й час. Дети уснули.
На днях около полуночи раздался звонок от петрушечников Ефимовых1. Предложили посмотреть «Макбета» в их исполнении. Они соседи, живут через два дома от нас. И мы, несмотря на поздний час и усталость, отправились втроем уже в начале второго часа в фантастическое их жилье. Там в обществе пантеры (зеленой), ягненка (белого фарфорового), медведя, вырезанного из дуба в человеческий рост, среди картин и беспорядочно раскиданных предметов домашнего обихода, ждали еще полчаса представления. Как во сне. За дверями раздавалось бормотанье подучивающего роль Макбета. За другими — звуки рояля — репетиция аккомпанемента. Наконец, в крошечной комнатушке на красном фоне выскочил из-за желтой занавески страшный, злодейского и несчастного вида с перекошенным лицом Макбет, талантливо сделанный трагический шарж на шекспировских злодеев. И опять как во сне гудели из-за желтой занавески, сбиваясь, шекспировские монологи, мало связанные с трагическими размахами рук Макбета, налетала на него жуткая, с низменным лбом и злодейскими синими глазами (по-своему тоже великолепная) леди Макбет. Звонил в колокольчик, изображая звон башенных часов, сын Ефимовых, стучали в стену перед убийством Банко. «Зачем не мог я произнесть аминь? Я так нуждался в милосердии Бога». Эти слова вдруг тоже, как во сне, перекинули сознание к Л. Шестову, к далекому прошлому, к общим мукам богоискания и путанице личных трагедий. И перешиблась цепь бытовых звеньев и распалась связь времен в ту ночь.
1 Е ф и м о в Иван Семенович (1878 — 1959) — русский скульптор, график, живописец, сценограф; его жена С и м о н о в и ч-Е ф и м о в а Нина Яковлевна (1877 — 1948) — русская художница, график, — близкие друзья В. Г. Малахиевой-Мирович, подробнее об их жизни в Сергиевом Посаде в 1921 — 1923 годах см. в кн.: «М. Цветаева —
Б. Бессарабов. Хроника 1921 года. Дневники Ольги Бессарабовой. 1915 — 1925».
25 апреля
Не приняли посылки — хлеб и крупа опухшей от голода старой двоюродной сестре моей и внучку ее, 3-летнему Юрию. С 1 апреля запрещены съестные посылки. Что это? Какой перегиб? Чье головотяпство? Отвратительное чувство — глотать пищу, зная, что близкие, которым хоть немного можно было бы помочь, голодают, гибнут от голода.
Возлюби ближнего, как самого себя (hos seaton по-гречески). В древних списках hos heauton — как самого, то есть как Бога. Насколько это глубже, чем в первом случае. (Справка из разговорника «Живые слова» Л. Толстого, Тенфомо.)
Еврей молился несколько раз в день — перед пищей, перед сном и т. д. Кому же? Великому человечеству?
Странная надежда вспыхнула во мне вчера, и ярко вспомнилось и точно подтвердилось сегодня: в Малоярославце, куда собираюсь на лето, я буду писать стихи (с осени этот поток иссяк).
И другая странная надежда: не знаю почему, не знаю где, но я поживу еще хоть с месяц с Сережкой1 вдвоем, без обычного круга лиц.
1 Ш и кСергей Михайлович (род. 1922) — геолог, крестный сын В. Г. Малахиевой-Мирович, старший сын М. В. Шика и Н. Д. Шаховской.
29 апреля. День
Как много терпения у русских людей (терпения, выносливости). Из всей огромной толпы, мокнущей перед вокзалом (посадка на М. Ярославец, целые часы под тяжестью мешков и сундуков, под шум, вопли, крики, перебранку), только я одна, потолкавшись с полчаса, бросилась, как из пожара, на первый попавшийся трамвай и вернулась к своим Красным (но не прекрасным) Воротам с чувством спасшегося от гибели. И не от гибели — не так страшна гибель, как конечный этап. Страшнее очередной этап той особой житейской пытки, которая есть во всякой давке, сопряженной с грубостью, жесткостью, вонью и грязью. Оставив в стороне железы, которые от сдавливания разливают по всему телу дергающую зубную боль, и в совсем здоровом состоянии никаких встреч, никаких радостей я не могу покупать такой ценой. Только очень сильный импульс заставил бы меня преодолеть эту преграду, вопрос крайней необходимости для близких или для себя, вопрос жизни и смерти. От радости же и от нужности во всех других степенях мне всегда было легко отказаться.
И сейчас легко, хотя грустно, грустно.
Проезжая мимо Гранатного переулка, подумала: «Там Ольга». И сейчас же встал вопрос: где — там? И прозвучали строки покойной сестры:
Все, что тобой называлось,
Так далеко отошло,
Точно с землею рассталось,
Облаком ввысь уплыло.
Да, так. И даже не больно уже, как было зимой. «Мир Египту и всем усопшим странам, и тебе, Ниневия, и тебе, Вавилон»… Если суждено воскрешение нашей отмершей душевной связи — да будет! Но после того, как О. не пошла навстречу моим попыткам нарушить ее молчание, новые попытки стали для меня невозможны. А сегодня я увидела, что даже умерло желание желать, чтобы было иначе1.
Полное горячей, бескорыстной, нежнейшей любви письмо Денисьевны2.
В каждом письме тревожится и печалится обо мне. Она — живущая на каторге.
Красные яички. В четырехгранной форме сладкий творог с маслом — пасха. Приземистая ритуальная булка — кулич. Игры. Детство. Традиция. Детские восприятия Божества. Сладко и уютно совмещается с этими яствами (тут же задняя нога свиньи — окорок), самое трагическое, что было в мире, — распятый людьми Бог. Торжественная и нарядная плащаница, вся в цветах.
О, до чего нужны душе иная форма, иное восприятие в этой области.
1 Речь идет об Ольге Бессарабовой, с мужем которой, историком С. Б. Веселовским, у Малахиевой- Мирович не сложились отношения.
2 Д е н и с ь е в н а (мать Дионисия) — монахиня, которая в Сергиевом Посаде ухаживала за матерью В. Г. Мирович В. Ф. Малахиевой (в девичестве Полянская, 1848 — 1928).
28 и 29 мая. Москва
В каменный панцирь я ныне закован.
Каменный шлем мою голову давит.
Москва, камни большого города. Все живущие летом в большом городе — жертвы цивилизации. И сам «большой город» — уродство или возрастная болезнь организма, называемого человечеством.
Я думаю, что когда человек перестает дышать, задыхается, тут же ему дан первый вздох — уже без помощи легких, воздухом иных пространств. От этого бывает такое удивленное, нередко радостно- удивленное лицо у человека в последнюю минуту жизни.
