“Так вот, герои новой драмы — это очень разные люди, но у них есть одна общая черта:
“Как бы мы ни искали, мы не найдем в новой драме нового Зилова, нового Бусыгина или нового Сарафанова. А между тем все эти герои наследуют классическим типам русской драматургии и литературы, они просто помещены в новые предлагаемые обстоятельства. Чеховский Иванов обитает в усадьбе конца XIX века, вампиловский Зилов живет в типовой советской квартире. Но генеалогическая связь тут прослеживается легко. Зилов — очевидный наследник всей галереи „лишних людей” русской литературы, так же как „три девушки в голубом” Петрушевской, конечно же, наследницы чеховских „трех сестер”. В новой драме предложен абсолютно
Полностью статья Марины Давыдовой напечатана в третьем номере журнала “Театр” за этот год.
Екатерина Дёготь. Почему я голосовала за Войну. — “
“Вообще заниматься современным искусством могут и должны только те люди, которые в принципе способны перенести эту, конечно, невыносимую и мучительную ситуацию отсутствия четкого критерия, одного победителя, жесткой иерархии и абсолютных рамок”.
“После начала ХХ века искусство — это самотрансгрессивная область, которая существует только за счет постоянного нарушения своих границ. Этот механизм — единственное, что является в искусстве абсолютным. Появление такого нового, про которое другие профессионалы, даже искушенные, начинают говорить „это не искусство” (сейчас так говорят про документальное видео, например), немедленно маркирует новых консерваторов и новый авангард — на какое-то время. Обязанность современного искусства — все время ставить статус своей деятельности под вопрос. Хардкорные авангардисты знают, что они никогда и ни при каких обстоятельствах не должны произнести фразу „это не искусство”: противника можно уничтожить и другими способами”.
Денис Драгунский. Литературные мечтания — 2. Цифровая революция сопоставима с переходом от устной литературы к письменной. — “Частный корреспондент”, 2011, 21 апреля <http://www.chaskor.ru>.
“Первое — разрушается Большой Канон, отражением и вместе с тем порождающей моделью которого была личная библиотека. На книжную полку мы ставим самое главное, важное, нужное, лучшее. Из Сети мы загружаем то, что нам хочется сию минуту. Второе — уменьшилась ценность эрудиции, начетничества, знаточества. Любую горделивую цитату можно тут же прогуглить, определить автора и заодно посмотреть, насколько она точна”.
“<...> надо полагать, что текст довольно скоро утратит свою неприкосновенность — не только внешнюю (кто хочет, тот и публикует), но и внутреннюю (кто какие хочет кусочки, такие и заимствует). Кстати, поисковая машина сможет распознать любые заимствования. Выдать об этом отчет. И уж конечно, составить баланс платежей. То есть ты, дядя-автор, перекатывай. Хочешь — у классиков, хочешь — у современников. Но машина и читателю расскажет, откуда что взялось, и начислит тебе ровно столько, сколько ты сам заработал. Хотя свободным цитированием дело, конечно же, не ограничится. Цифровая революция позволит не только заимствовать, но и переделывать тексты”.
Александр Елисеев. Космический русский. — “Правая.ru”, 13 апреля <http://pravaya.ru>.
“Понятно, что всегда будет существовать опасность
Александр Елисеев. Держава Труда. — “Проектное государство”, 2011, 28 апреля <http://proektnoegosudarstvo.ru>.