Никогда вам не понять нас, отвечали на это некоторые историоцентричные неудачники. У вас атрофировался орган, с помощью которого понимают других. Ваши супермаркеты и шестьсот шестьдесят шесть каналов телевидения сделали вас заносчивыми и самодовольными. Добром вы не кончите, Шпенглер был прав.
А вам, говорили на это внеисторичные счастливчики, в первую очередь надо избавиться от своей ментальности. Она остается тоталитарной, и это означает, что ваши хрупкие демократии находятся под постоянной угрозой. Вместо ксенофобского копания в исторических мифах вы бы лучше что-нибудь сделали с вашими мафией и коррупцией. При таком состоянии дел вы не можете рассчитывать на близкую перспективу присоединения к Внутренней Европе с ее либерально-космополитическими и гедонистически- потребительскими ценностями. Вы слепо достраиваете стену, которая, казалось — мы же договаривались! — должна быть разрушена.
Так во взаимных запугиваниях проходили небесполезные дискуссии, хотя заканчивалось все, как правило, примирением: со стороны модераторов звучала спасительная мысль о повлиявших на споры терминологических несогласованностях, неточностях при синхронных переводах, необходимости объясняться на
О заключительном ужине достаточно будет сказать, что во время него все улаживалось окончательно.
Был, правда, один радикал из Москвы, который решил, что он пес, и пытался укусить за икры западных дам. Отчасти это была демонстрация его концепции о тщетности любых объединительных усилий, онтологической невозможности взаимопонимания между Востоком и Западом. Полиция в это дело не вмешивалась, собственно, ее и не было. Да и к чему полиция там, где речь идет об освобождении?
6. Компендиум
Так как все же быть с этим освобождением? Прошлого? Будущего? Где между ними поместить это склонное к самообману и, как правило, весьма немудрящее создание с его амбициями и инстинктами, это sw
Человеческих историй всего четыре, говорил Борхес, постепенно погружаясь во тьму. Вариантов восприятия прошлого и будущего еще меньше. Похоже, только два. Но они определяют наше отношение к миру. Первым это мог бы отметить тот, кто сформулировал: «Человеку свойственно надеяться». Определений человека тысячи, пусть будет и такое — двуногое существо без перьев, которому свойственно надеяться.
Первый из вариантов более глубокий. Он зарождается в детской протоплазме, его держит на плаву сама воля к жизни. Согласно ему, прошлое — это «пережитый ад», а будущее — «долгожданный рай». То есть живем мы ради перемен к лучшему, а любая перемена и есть к лучшему. Прошлое поглощает наши несовершенства, наши ошибки, провалы, трагедии, в прошлом остаются боль и раны. Нет такой боли, которая не проходит. Нет раны, которая не затягивается. Нет такого страдания, которое невозможно вынести. И нет такой потери, которую нельзя пережить, говорит йог Рамачарака. Поскольку основное содержание нашей жизни — это страдание, то в поглощении страдания прошлым и состоит предназначение времени.
Из этой оппозиции прошлого «ада» и будущего «рая» и выросли все без исключения утопии, поэтому назовем этот способ
Оттуда и все без исключения революции, в том числе бархатные и сексуальные, сексапильная свобода на баррикадах сорок восьмого и — тем более — шестьдесят восьмого годов, ночные трибуналы, победный кашель чахоточных комиссаров-апостолов и выпученные глаза отрубленных монаршьих голов. Оттуда упруго-гимнастическая походка Маринетти, а также взрывчатка, заложенная в музеях мира. Отсюда весь авангардизм, эта разновидность терроризма в искусстве, все его черные квадраты, отсюда и сам терроризм — терроризм как таковой — чисто человеческая форма преклонения перед идеей, идеализм в квадрате, последнее прибежище стального рыцарства, управляемого по радио Высшей Необходимостью.