Отсюда идея Тысячелетнего Рейха с желтыми волнами Индийского океана, что разбиваются о его древнеарийские берега, — последнее видение обвязанного гранатами тинейджера из Hitler Jugend. Отсюда навязчивая идея света в конце туннеля, с которой так беззаветно и слепо миллионы подданных Одной Шестой преодолевали нужду, грязь, ловушки коммунальных клеток, круглосуточные очереди за мылом и крупой, Чека, раздавленные на допросах гениталии. Но отсюда и жизнелюбивая идея Новой Европы, этакого рекреационного розария без кордонов и конфликтов, где все добрые, богатые и толерантные, вдобавок уже почти бессмертные, где каждый нашел свое место под собственным тысячелетним тисом и торжественно насвистывает известный текст Шиллера на мотив Бетховена.
Другой вариант восприятия человека во времени , наверное, более позднего происхождения — для его возникновения и становления должно было случиться грехопадение, появиться чувство, что мир непрерывно проваливается в зло. Прошлое при этом выглядит безусловным позитивом, прошлое — это «потерянный рай». Напротив, будущее — это «конец света», последняя катастрофа, окончательный расчет, например за зло перед лицом какого-то высшего, уже нечеловеческого бытия. Таким образом, рискну назвать эту оппозицию прошлого и будущего апокалиптической , хотя ареал ее глубинной этимологии и семантики значительно шире, чем собственно христианская доктрина.
Известная надпись на египетском папирусе сообщает о постоянном усугублении социального упадка, об ужасной циничной молодежи, для которой нет ничего святого, о повсеместном загнивании, разврате, крахе позитивного мировосприятия, эпидемиях неизлечимых болезней, набегах из пустынь людоедских племен и катастрофическом обмелении Нила. Вследствие всех упомянутых и неупомянутых факторов «миру этому вскоре придет конец». (Через пять тысяч лет мы потешаемся над этим ипохондрическим пророчеством писца-аналитика, относимся к нему как к курьезному проявлению нудной морализаторской самоуверенности или пещерной зацикленности на социальном , но одновременно нисколько не задумываемся над тем, что именно имеется в виду под «вскоре», — может, как раз пять тысяч лет?)
Отсюда — видения минувшего золотого века, и райский сад с порханием экзотических птиц (теперь таких нет!), и «детство человечества» — до инициации и грехопадения, и изложенная в Ведах деградация материального мира — от «золота» к «железу», постепенные сумерки существования, неумолимое наступление темноты.
Эта система представлений содержит в себе не только четырех всадников и трубы ангелов, но и целые эпохи, завороженные «последним предчувствием», им же парализованные, с каждый раз заново явленной «хронологической паранойей», когда само число — порядковый номер — говорит о завершении времен: 666! 1313! 1500! 1998! 2000!
Внутри нее и взращенные адамитами видения Боша, и все прочие видения и самосожжения сектантов, и английская кладбищенская метафизика с неизбежным Червем-Триумфатором в финале, и догадка Кальдерона, что «жизнь — это сон», и Weltschmerz [4] , и заживо похороненный Эдгар Алан с его nevermore [5] , и курильщик опиума Шарль Бодлер, и Людвиг Второй Баварский с его ненасытной страстью к композитору Вагнеру, и пьяный Рембо на корабле, и все дальнейшее цветение декаданса, включая полигамные забавы в подвалах и башнях, моду на инцесты и массовые самоубийства среди разочаровавшихся в жизни гимназистов.
И тут же, совсем рядом, и миллионы недавних подданных Одной Шестой, у которых, оказывается, отняли рай. А вместе с ним, очевидно, и память — с такой легкостью позабыли они нужду, грязь, ловушки коммунальных клеток, круглосуточные очереди за мылом и крупой, Чека, раздавленные на допросах гениталии, позабыли серость и полностью предсказуемую тоску существования, порабощение разума, контроль над душой, дефицит презервативов и пожизненное ожидание клетки для размножения — так называемой квартиры, и тысячи других временных недостатков . Зато запечатлели в сознании совсем противоположное: дешевый хлеб, бесплатных и самоотверженных врачей (не убийц), жизнь без долларов, мафии и секса, равенство в бедности, приглашения по вечерам к соседям на просмотр черно-белого телевизора, минеральные курорты Крыма и Кавказа, победы наших хоккеистов над канадскими профессионалами, межнациональное скрещивание на всесоюзных стройках, песни Зыкиной или Ротару, первомайское появление в магазинах шипучей жидкости, именуемой шампанским, такое же мимолетное, как первомайский дождь. Существовали еще и сотни других преимуществ , ведь это была молодость мира — не больше и не меньше.
В этой вечно переходной зоне , в этом до предела анахроничном едином культурном пространстве , по которому с вечными опозданиями — но до сих пор — исправно катятся аменсдорфовские мягкие вагоны, отмеченные штампом Vereinigte Schienenfahrzeugbau der Deutschen Demokratischen Republik [6] (возможно, это все, что осталось от гэдээровской утопии, за исключением разве что недоразоблаченных агентов Штази), в этих полях меж Европой и Неевропой обнаруживаем миллионы людей с украденным раем — растерянных, злых и усталых. Их любовь к прошлому возвышается над всем, это особый вид «бывших». И держитесь от них подальше со своим будущим! Будущее — это черная дыра с ежедневным ростом цен на ритуально-похоронные услуги. И если у них и остались еще надежды, то лишь на прошлое. Вернее, на возможность реставрации этого прошлого в ближайшем будущем. Ради этого они ходят на выборы и голосуют. Кажется, это именно тот случай, когда «апокалиптический» взгляд на быстротекущее время смыкается с «утопическим», — ведь ничего, конечно, реставрировать нельзя, и
