начал набирать номер.
— Хоспис, — раздался через несколько секунд женский голос, — секретарь доктора Митчелла. Здравствуйте, слушаю.
Шеф представился.
— Соедините меня, пожалуйста, с доктором.
— К сожалению, это невозможно. Он улетел в Монреаль с четырехчасовым рейсом и будет только завтра утром.
— А как с ним связаться в Монреале?
— Это сложно. Собственно, я не знаю как. Он улетел по личному делу и не предупредил, где должен остановиться.
Блейк посмотрел на часы — они показывали шесть.
— В Монреальском аэропорту мы его уже не перехватим? — прикрывая рукой трубку спросил шеф.
— Уже нет. Пусть секретарь посмотрит дело Нордау, там должен быть указан его лечащий врач.
Шеф понимающе кивнул.
— У вас в хосписе есть пациент — Генри Нордау — нам нужна справка из его дела.
— Какие-либо справки по пациентам я могу дать только с личного разрешения доктора.
— Нам нужно совсем немного: имя, адрес и телефон его лечащего врача.
— Я очень сожалею, но не могу нарушать профессиональные инструкции, — твердо прозвучало на другом конце.
— А мы не можем ждать до середины завтрашнего дня, — злобно пробурчал лейтенант.
Шеф сделал ему успокаивающий знак рукой.
— Тогда поступим так, — произнес он в трубку, — наш сотрудник привезет вам через сорок минут постановление прокурора на предъявление нам дела Нордау.
— У нас это называется личная карта пациента.
— Хорошо, мы впишем именно это название.
— Я буду ждать.
Солнце отъехало к горизонту, но было еще жарко, даже в тенистой беседке недалеко от центральных дверей хосписа. Кругом ни души, и никого на дорожках парка между деревьями, но все равно хотелось куда-то забиться. Побыть с самим собой напоследок. Еще раз подвести черту.
Две жизни прожиты — большая, и эта — маленькая совсем. Одна поправила другую. И горе ушло из души. Он все преодолел и искупил второй жизнью. То, что, казалось, искупить ничем невозможно… Он снова стал человеком и умрет теперь достойно как человек, нет, как должен это сделать человек!
А глупые сказали бы, что никого этим не вернуть. Чепуха! Есть высшая истина, та, что стоит над этим миром. Она есть уже потому, что человек способен ее почувствовать и победить трусливую жизнь, пытающуюся незаметно сделать для себя очередного раба. И он, не поняв сначала такого коварства, стал рабом. Был им совсем недавно, когда страх убил в нем человека, и он бросился бежать, оставив за собой взгляд умиравшей матери. Он, с детства не выходивший из спортивного зала, стоял всего в трех метрах от подонка, который растерялся и промедлил, когда маска соскочила с лица. Но раб внутри содрогнулся, подумав только о своей шкуре…
И истина еще в том, что мразь этого мира не всесильна. Она любит жизнь. Потому что не знает ничего другого. Он видел, как голая жизнь извивается, мечется, не хочет уходить. Видел это два дня назад. Тут, рядом!
Уйти можно только куда-то, а ей уходить было некуда…
— Вы здесь, мистер Нордау? Я очень волновалась, думала — где вы?
— Почему вы волновались, Кэти? Я всегда в семь часов где-нибудь здесь поблизости.
Девушка положила на стол салфетку с завернутым шприцем.
— Не знаю, я подумала… я ведь должна вам сделать в это время обычный укол. Давайте вашу руку.
Она вынула из кармашка резиновый жгут и перетянула ему руку выше локтя. Потом быстро и точно ввела иглу в вену.
— Нормально?
— Отлично, как всегда.
Генри еще посидел минут десять в беседке. Стало прохладней и можно было бы сидеть еще. Но вдруг пришла усталость. И захотелось спать.
В самом начале восьмого вернулся отправленный в хоспис полицейский, и они уже знали имя личного врача Генри Нордау.
— Я, пожалуй, прокачусь туда на служебной машине, шеф. С сиренами доберусь минут за сорок.
— Вы хотите нагрянуть к ней прямо домой?
— Да, по-моему не целесообразно откладывать и, тем более, предупреждать о встрече.
— Хм… она имеет полное право отказаться от показаний в неофициальной форме. Не пустит вас в дом, вот и все.
— Это нам тоже о чем-то скажет. В любом случае, прокачусь на машине по хорошей вечерней погоде.
— Ну что ж, валяйте, возможно визит врасплох нам поможет. Возьмете с собой кого-нибудь?
— Нет, сам сяду за руль.
В голове у Блейка не было никакого конкретного плана. Но это его не беспокоило. С ним всегда его опыт, тридцатилетний опыт ежедневных человеческих контактов — от грязной скотоподобной шушеры до людей в смокингах с дорогими домами и автомобилями. Это им всем, любителям кривых дорожек, надо думать, что они скажут, а что попытаются скрыть.
Машина выехала из города и помчалась по шоссе. Часы показывали семь пятнадцать. Значит, он доберется еще до восьми.
Лейтенант неплохо знал соседний город и быстро разобрался с адресом: хороший район, с дорогими особняками.
Он выехал с нечетной стороны улицы и начал вглядываться в дома с противоположной стороны, с четными номерами.
Ну вот, то, что ему и нужно. Блейк остановил машину, заглушил мотор и с минуту рассматривал из кабины дом напротив. Красивый, хотя на его вкус чересчур модерновый, видимо, построен совсем недавно.
Он вылез и не спеша пересек пустую улицу.
На светлой металлической панели было несколько кнопок, одна из них — с предложением звонить.
Блейк нажал кнопку и подождал несколько секунд, глядя на широкие стеклянные двери дома, прикрытые изнутри тонкими ажурными занавесками. Все тихо, только свет косых солнечных лучей отражается в стеклах. Он еще раз протянул руку к кнопке, но услышал щелчок включившегося микрофона.
«Хозяева отсутствуют, — проинформировал голос, — если для них есть сообщение, просьба нажать соседнюю кнопку, автоответчик запишет».
— Спасибо, не стоит, — произнес вслух лейтенант, — хозяева мне нужны живьем, а точнее — хозяйка.
Он направился к своей машине, раздумывая, поехать ли ему по рабочему адресу в клинику, или подождать пока здесь. «Пожалуй, стоит попробовать перехватить ее на работе», — подумал Блейк, но заметил вползающий из-за поворота с другого конца улицы автомобиль — дорогую, причудливо сплюснутую игрушку.
Автомобиль стал медленно приближаться, и тут же начали разъезжаться в стороны автоматические
