— По-вашему, он должен сейчас делать что-нибудь еще?
— Ну разумеется, mon ami, он должен прежде всего думать над тем, кого, все же, хотели убить.
— Я вас не понял.
— Стива Харди или Джеральда Холборна? Вспомните, костюмы и даже шляпы были совершенно одинаковы. Кроме того, вы сами сказали мне, что они почти одного роста и с некоторым внешним сходством, как и бывает у близких родственников.
— Но кто и с какой целью мог покушаться на Джеральда?
— Погодите, mon ami, мы слишком мало еще знаем о всех этих странных смертях. Я имею в виду не только случившиеся вчера, но и ту, далекую и не менее загадочную.
Солнце давно перевалило за полдень, но стояло еще высоко. Жаркий день был в самом разгаре, и выходить из-под тени раскидистого дерева, где мы устроились в плетеных креслах, совсем не хотелось.
Некоторое время мы сидели молча, и Пэро стал проглядывать утреннюю «Таймс», доставленную недавно мальчиком-почтальоном.
— О местном происшествии пишут пока немного, — сообщил он. — Но уже объявлено, что расследованием занимается «сам знаменитый инспектор Джап». И говорится, в частности, что за последний год он усадил за решетку одиннадцать человек. Нам, Дастингс, надо бы помолиться за этих несчастных, потому что теперь одному господу богу ведомо, кто из них в самом деле преступник, а кто — нет.
— Хэлло! Джентльмены, могу я войти? — раздался от калитки мелодичный женский голос.
Я посмотрел в ту сторону и увидел мисс Бакли. Она была одета в легкое белое платье и закрывалась от солнца таким же белым зонтиком. Только направившись к ней навстречу, я увидел приколотый к платью с левой стороны черный траурный бант.
— Я просто вышла пройтись, — грустно улыбнувшись, произнесла девушка. — Дома одной тяжело, а в замке я чувствую себя сейчас лишней. Бедные Джеральд и мистер Уиттон. Это такой удар для обоих.
Мы прошли в тень дерева, где Пэро уже галантно стоял за спинкой одного из кресел, предлагая нашей гостье присесть.
— Прикажите попросить миссис Роббинс приготовить для вас чаю или кофе? — предложил он.
— Благодарю вас, от кофе я никогда не отказываюсь. Отец утверждает, что здесь, в Англии, его нельзя слишком часто пить, как мы делали там, в Латинской Америке. Но я не могу отвыкнуть.
— Там пьют очень много кофе, мадемуазель?
— Да, и в любое время суток. Десять чашечек в день не считается чем-то особенным.
— Невероятное количество! Мой врач не велит мне пить больше двух. Вам скучно здесь после той жизни, мадемуазель? В чудесном теплом климате? Там ведь зимой весна, а остальное время лето?
В глазах девушки появилась ирония:
— С жарой, когда нельзя выйти на улицу, с сезоном дождей, когда от высокой влажности приходится залезать в сырую постель. С бессонной ночью, когда на вашей улице подгулявшая молодежь может всю ночь петь серенады под балконом местной красавицы. — Ее лицо вдруг осветилось улыбкой. — Конечно, я все это страшно люблю, и жалко тех, кто там не был.
— Почему же вы оттуда уехали? — спросил я. — Ведь дела вашего отца, кажется, шли неплохо.
— Шли очень хорошо. — Ее лицо сразу стал задумчивым. Она слегка пожала плечами. — Мне почему-то с самого детства говорили, что надо жить в Англии. Что мы туда обязательно поедем, когда я вырасту. Я никогда не задумывалась, зачем нам нужно уезжать.
Я спросил еще о природе тех далеких, экзотических мест, а когда появилась миссис Роббинс с кофейником и чашкой на подносе, почувствовал, что Пэро рад наступившей в разговоре паузе и собирается перевести его в другое русло.
— Не хочется говорить о грустном, мадемуазель, но видимо общение с несчастным Стивом Харди помогало вам привыкать к холодной Англии? У вас ведь в этом смысле была одна и та же судьба?
Бета ответила не сразу.
— Нет, — качнув головой, наконец проговорила она, — Стив не любил вспоминать свою родину. И вообще ее не любил. Он даже неохотно разговаривал со мной по-испански. — Она еще помолчала, помешивая ложечкой кофе, потом тем же грустным тоном добавила: — Мы жили в разных мирах, мсье. Я — в большой дорогой квартире в центре Буэнос-Айреса. Он — на окраинах, мимо которых мы иногда проезжали за город на машинах. В Англии нет такой бедности и несправедливости, которые испытывают люди там. Здесь этого просто не знают, и я уже поэтому не должна жалеть, что сюда приехала.
— Но здесь Стив Харди стал богатым человеком, не так ли? — невольно вмешался я, чтобы разбавить возникшие темные краски.
— О, да! Но он слишком плохо знал, что это такое. Богатство, ведь это еще и привычка. Джеральд каждый раз привозил ему небольшие подарки. Стив радовался им как ребенок. Хотя сэр Джон открыл на его имя счет и сделал его полноправным наследником фамильного капитала.
— Сэр Джон поступил на редкость благородно, — согласился я.
— Скорее, естественно для благородного человека. К тому же, большую роль сыграл здесь и мистер Уиттон. Он сразу потребовал, чтобы Стив получил все положенные ему семейные права.
— Значит, его жизнь в замке была безоблачной?
— Да, наверное, можно именно так сказать. Впрочем, кажется, все-таки один человек его недолюбливал.
— Кто же?
— Каспер. Хотя, возможно я неправильно выразилась. Стив говорил, что часто ощущает на своей спине его взгляд. Его это немножко забавляло.
— Он говорил это только вам, мадемуазель? — почему-то спросил Пэро.
Девушка не сразу уловила смысл вопроса.
— Не знаю… нет, помню, как он сказал это при мне и Джеральде.
— И как отреагировал Джеральд?
— Никак. Рассмеялся. Мистер Пэро, я сожалею, что вспомнила об этом пустяке. Вы зря придали моим словам слишком глубокий смысл.
— О, никакого особенного смысла, пожалуйста, не беспокойтесь! Но вот, что касается Каспера: вы твердо уверены, что все то время, пока вы сидели в кресле у моря, он находился в кухне?
— Конечно уверена. Хотя я и сидела к нему спиной, но слышала, как он все время возился и посвистывал. Это его манера.
— А море, мадемуазель Бета? Вы ведь все время туда смотрели. Что вы заметили?
— Ровным счетом ничего, мсье. Море в это время, если так можно сказать, совершенно безлюдно. Рыбаки заканчивают утреннюю ловлю к двенадцати часам, а на вечернюю выходят не раньше пяти. И в этом промежутке только отдыхающие могут прокатиться на моторной лодке, но вчера и этого не было. Никто не проплывал.
— Но можно было подойти на моторной лодке и с другой стороны замка, со стороны Престона? Вы бы ведь этого не увидели?
— Не увидела, но, конечно, услышала бы. На воде в спокойную погоду звук небольшого двигателя слышен на триста-четыреста ярдов. — Девушка вежливо улыбнулась, давая знать, что ей пора. — Ваша хозяйка готовит хороший кофе, господа. Но я надеюсь, что вы в ближайшее время попробуете, как я его делаю. Пожалуйста, если будете прогуливаться мимо нашего дома, заходите без ваших английских церемоний. Мы еще не отвыкли от тех простых южных манер.
— Послушайте, Пэро! — я проводил до калитки нашу обаятельную гостью и вернулся под дерево. — А что если кто-то приплыл со стороны Саутпорта не на моторной лодке, а на веслах?
— Незаметно для девушки?
— Вот именно. Попробуем разобраться в этом математически.
Я провел концом трости прямую линию, изображающую берег над морем, потом круто оборвал ее вниз под девяносто градусов. Затем на суше у берега я изобразил маленький столбик, долженствовавший означать человека, и провел от его верхушки черту к краю. Получился вытянутый треугольник.
