трава, радостно заулыбался солнцу окружающий мир. А светило, повинуясь законам природы, продолжало подниматься все выше и выше над степью:
– От чего сегодня такой особый рассвет, не такой как всегда? – залюбовалась окружающим видом Ай-наазы. – Глядя на высокие, облитые солнечными лучами травы, на трепетавшие от дуновения ветерка листья, Ай-наазы вдруг показалось, что степь на самом деле улыбается ей, словно живая. На траве заиграли радужными самоцветами капельки росы и будто в сказке, каждая из них вдруг заискрилась алмазной россыпью.
– Как прекрасна родная земля! Все создано для счастья, остается только жить и радоваться покою, но почему так тяжело на душе?
Почувствовав, что повод брошен, ее лошадь сама стала выбирать себе дорогу. Кобыла пересекла поросшую высокими травами поляну, прошла вдоль ручейка и, легко перепрыгнув через него, вынесла свою хозяйку на накатанную дорогу. Ай-наазы очнулась, осмотрелась вокруг и, видя перед собой все те же хмурые лица похитителей, снова грустно склонила голову, покачиваясь в такт неторопливому ходу своей лошади. Вдруг до нее донесся частый перестук копыт. Ай-наазы насторожилась, подобрала поводья и оглянулась назад. Вскоре из-за поворота выскочил всадник и галопом поскакал в их направлении.
Со стороны казалось, что Абаасы не замечал ничего вокруг. Он, молча, продвигался вперед, восседая на своем жеребце. Тяжело дыша, дозорный круто осадил своего коня возле него.
– Говори! – насторожился черный кам.
– Погоня, хозяин!
– Откуда и где?
– За той рощей, что мы проехали вчера утром. Видно на ночь останавливались там.
– Что они делают?
– Коней седлают, похоже, собираются опять в погоню.
– Разглядел сколько их?
– Десятка два наберется.
– Хорошо! Возвращайся назад и внимательно следи за ними из засад. Если что, стрелой лети ко мне.
Дозорный исчез. Тяжелые думы набегали одна за другой, нагоняя временами страх. Абаасы пустил свой отряд галопом. Надеясь на заводных лошадей, он рассчитывал оторваться от погони. Успокаивало одно, численность преследователей не велика. Если что, можно дать бой, людей у него хватало.
– Что если Кара-Кумуч и в самом деле проведал о его, участии в похищении сестры? – мелькнуло в голове. – Нет. Этого просто не может быть, я замел за собой все следы. Свидетелей не осталось, даже Аджи хан унес его тайну с собой. А если все же да? Тогда Ата хан не простит ему такой дерзости и столкновение неизбежно.
Быстрый ход коней отрезвил и успокоил Абаасы. В раздумье он погрузился в воспоминания былой юности:
– Разгневались нынче духи подземного мира на людей. Собрали они со всего белого света черные тучи, нагнали лютые ветры из пустынных земель и грозятся теперь, носясь, над степью, огнем и треском пугая все живое. А духи нижнего мира все больше и больше лютуют, одну за другой посылая на землю молнии и, кажется, что еще чуть-чуть и все живое с треском полетит в разверзнувшейся нижний мир.
Посреди юрты, пылает в очаге жаркий огонь. Его неровный свет то ярко возгорает, то блекнет и угасает в темных углях костра, бессильный перед наступающей ужасной непогодой. У очага сидит кам Берке. Широкая седая борода свисает до самого пояса, усы шевелятся от легкого движения губ, а брови, седые и лохматые, грозно сходятся над переносицей. Могущественный кам молится богам. Взор его обращен к огню, а мысли ушли куда-то далеко и обращены к Великому Тэнгри. Он молится тихо, но иногда, голос его возвышается и тогда, вместо шепота слышен густой сильный голос, который эхом отражается под сводом юрты.
– О Тэнгри! Спаси нас от духов нижнего мира!…
– Ты дал ему жизнь, не дай ему погибнуть!…
– Будь же с ним повсюду, не покидай его в несчастье!…
– Если все же родиться ребенок, надели его разумом, способностями и награди нечеловеческой силой!…
Но бог тюрков, дающий людям тепло и свет, видимо был бессилен в эту ночь перед разыгравшимися духами нижнего мира. За стенами юрты буря не собиралась утихать. Все так же полыхали молнии, и косой дождь с остервенением бил по куполу шатра.
Абаасы посмотрел на приемного отца. Ни гром, ни молнии, ни разбушевавшиеся духи подземного мира не могли поколебать воли всемогущего кама, ни какой страх был неспособен сломить несгибаемый нрав его учителя. Берке поднялся, подошел к сундуку и вытащил оттуда замшевый мешочек. Подойдя к посудной полке, он взял глиняную посудину и вернулся к пылающему очагу. Высыпав из мешочка бараньи кости, он помешал их в блюде и осторожно, с жертвенным благоговением бросил их в горящий огонь. Преклонив колени на специально разосланной бараньей шкуре, он поднял к верху длинные костлявые руки и начал заново взывать к Тэнгри, умоляя того принять жертву и смилостивиться, обойти гневом его жилище и подарить жизнь еще не рожденному ребенку.
Абаасы молча, сидел у священного огня и со страхом взирал на приемного отца. Его не тревожили удары грома, отец уже научил его управлять силами стихии, он сидел, задумавшись, целиком уйдя в свои мысли. Великий Берке закончил жертвоприношение, откинул промокший входной полог и с силой швырнул наружу глиняную посудину оземь. От удара чаша разбилась, Берке вышел под дождь, подобрал черепки, вернулся к огню и долго разглядывал их, словно пытаясь что-то предугадать.
– Зачем ты разбил чашу, отец? – задал вопрос Абаасы.
Берке отвлекся, сел на ковер напротив сына и тихо произнес:
– Чтобы никто не воспользовался ею, принося жертву богам. От чего ты грустишь, Абаасы?
– Что-то тоска забралась в душу.
– Тоска говоришь, а с чего бы это?
– Был я вчера в стойбище Ата хана. Люди праздновали. У него родилась дочь, кажется, ее назвали Ай-наазы.
– Я же запретил тебе ходить туда?
– Прости отец, но мне так хотелось посмотреть на народные гулянья, на веселящихся людей, на молодых девушек, что я не смог удержаться и нарушил твой запред.
Берке молча, посмотрел на приемного сына. Душевные противоречия раздирали его сердце.
– Рассказать ли сыну о своем видении? – мучился вопросом Великий кам.
Наконец, он заговорил:
– До сегодняшнего дня ты был веселым юношей. Скакал на коне по степи, вникал в мои премудрости, забавлялся охотой, находил утеху в деле ратном. Что же случилось теперь, говоришь, печаль закралась в сердце? Что же стряслось с тобой?
– Люди, отец. Почему люди так жестоки? Может быть, все это из-за моего уродства? Все боятся и гонят меня, страшатся гнева твоего, почему в этом мире все так сложно, ответь отец?
– Люди?! – Берке долго и как-то растерянно глядел на приемного сына. – Люди… Вот оно что! Ну, значит, время твое настало. Помни, сын мой, чему я тебя учил и никому не доверяй своих мыслей!
– Никому? – удивился Абаасы. – Не понимаю. Может, отец, ты откроешь мне секрет мудрости жизни?
– Сейчас тебе это трудно будет понять. Ты молод, ты не жил среди людей и еще не знаешь беды. А я, обжегся в свое время, как тот мотылек, что летел на свет и упал опаленный языками пламени.
Абаасы поднял удивленный взгляд.
– Что так сильно тревожит вас в людях, отец?
– Их непостоянство и коварство! Не знаю, встретишь ли ты в жизни настоящих друзей, но вот врагов наверняка!
Подняв густые брови, Берке пристально поглядел в глаза приемному сыну.
– Прости меня, Абаасы, громко и решительно вновь заговорил он. – Долгое время я скрывал от тебя правду. Может ее и не стоит тебе рассказывать, но она тяжким камнем лежит у меня на сердце.
– Что это за тайна? – изумленно спросил Абаасы.
– Да, сын мой, – горестно произнес Берке. – Если бы ты знал, как трудно отцу произнести эти слова. Но сил больше нет… Ты вырос и должен знать правду.
Великий кам умолк, закрыв глаза. Глубокая печаль и страдания отразились на его лице.
– Скажи, – очнулся он, – смог бы ты простить отцу убийство своего сына?
– Какое убийство? О чем ты говоришь, учитель? – испуганно пролепетал Абаасы.
Юноша растерялся. Никогда еще Абаасы не видел приемного отца в таком горе и раскаянии. Сколько он себя помнил, всегда Берке был мужественным, строгим, суровым и сильным. Что же случилось с ним, какое тяжкое бремя он держит в своей душе?
Берке расценил молчание приемного сына по-своему.
– Ты вроде не решаешься ответить, ну, что же, тогда суди, как знаешь…
– Да что ты, отец, как я могу тебя судить? – горячо возразил Абаасы.
Дочка хана, что родилась вчера, может принести тебе в будущем, либо смерть, позор и унижения, либо счастье и безграничную власть! Если она, по доброй воле станет твоей женой, то от этого брака у тебя родиться ребенок-кам, которому не будет равных во всей вселенной. Он может покорить весь мир, и имя его останется навеки в истории! Духи подземного мира открыли мне эту тайну, но, к моему сожалению, они отказались поведать мне всю истину и теперь, твоя судьба отныне в воле Великого Тэнгри. Я сожалею, сын мой, но здесь я не могу помочь тебе ни словом, ни делом, ни советом!
Волна лениво набегала на низкий песчаный берег. Конь Абаасы стоял по колено в воде и с жадностью пил. Черный кам оторвался от своих воспоминаний. Он снова вернулся назад, в реальный мир. День клонился к концу, наступал вечер, а вслед за ним на степь обещала опуститься тихая безоблачная августовская ночь. Абаасы спешился, зачерпнул пригоршню холодной воды, напился и невольно залюбовался зеркальной гладью озера. Сзади подошел к нему один из воинов его отряда.
– Абаасы, – обратился он к каму, – кони и люди устали, требуется привал, вели распрягать лошадей на ночлег.
– Нет, Агой, в нескольких верстах отсюда находится небольшое кочевье, там и
