получил послание от Фейзуллы. Мой дальний родственник был выдающимся полководцем и верным подданным. Впрочем, теперь уже не важно, надеюсь, его душу принял Всевышний!
Фархад Абу- Салим, сложил руки и принялся читать молитву. Когда святые слова иссякли, на террасе повисло тягостное молчание. Наместник Абескунской низменности вспоминал своего друга, Фейзуллу, а Темиш-паша подбирал слова, чтобы рассказать о том, какие вести заставили его так быстро вернуться назад в Анжи крепость.
– К моему глубокому сожалению, гибель Фейзуллы и его людей не самое страшное событие, Фархад. В наших северных землях творится измена, хаос и неразбериха, – собравшись с храбростью, произнес он.
В глазах Фархад Абу-Салима явно читался вопрос:
– Ты лжешь или я ослышался?
Казалось, если наместник не напуган, то он сильно удивлен.
– То, что предрекал иудейский мудрец, свершилось, – мыслил вслух Фархад, – степные племена и хазары подняли головы. Если кипчаки пойдут дальше и доберутся до стен Семендера, мне не отстоять его.
Темиш- паша лишь кивнул в ответ головой, ибо слова здесь были излишними.
– Нужно поднимать всех, кто может держать в руках оружие. Нужно собирать побыстрее наемное войско, нужно на корню подавить бунт. Слышишь, Темиш, немедленно займись этим.
– Но, Фархад, твоя казна пуста! Даже дворцовая стража не получала жалованья уже несколько месяцев. Наемники ропщут. Никто не хочет идти под стрелы кипчаков на верную смерть просто так. Торговля замерла, налоговые поступления в казну прекратились, среди горожан и местного населения растет волна недовольства!
– Темиш, увеличь налоги вдвое и лично проследи за сборами. Дери со всех по три шкуры. Если мы выдержим удар кипчаков и отстоим провинцию, я обещаю, наконец, отдать тебе в жены Айгыз, власть, земли и все мое богатство после смерти. Ты будешь моим наследником. Иди, займись этим немедленно, а я, напишу и отправлю письмо падишаху с просьбой о помощи, хотя вряд ли он чем-то поможет, он слишком занят собой и своими проблемами.
С того момента, как прискакал Темиш-паша из северных земель, наместник от нетерпения и неизвестности окончательно потерял покой. Он долго бесцельно бродил по коридорам и залам Анжи крепости не находя для себя места. В конце концов, он все же решился написать письмо падишаху. Не зная с чего начать, он долго думал. Все до предела раздражало его, и резной столик, который он в порыве гнева чуть не перевернул, и серебряная чернильница на лапках в обкладке тамбурного вязания бисером, алмазная чаша с изображением языческой богини, и даже песочница в виде костяной совы, которая всегда напоминала ему сбежавшего векиля Абдурахмана. Но как бы оно не было, он все же совладал со своими нервами и принялся за письмо.
В течение получаса, он самолично скрипел гусиным пером, сочиняя послание, при этом, аккуратно выводя, каллиграфическим почерком каждое слово и старался не делать помарок. Наконец, поставив жирную точку в конце, Фархад Абу-Салим окинул взглядом проделанную работу и остался доволен самим собой.
Свернув и запечатав послание, он взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. На его зов тотчас явился дворцовый слуга.
– Скажи векилю пусть распорядиться собрать всех придворных хакимов после обеда в красном зале и пусть главный вестник срочно снарядит самый быстроходный корабль и отправит мое послание падишаху!
В просторном красном зале Анжи крепости было свежо и уютно. Солнце только-только поднялось и не успело нагреть еще умытую росами землю. Во дворе, вековые раскидистые платаны, словно кольцом окружают крепость. Как стражи они караулят под древними стенами и охраняют покой их обитателей. Окна в крепости высокие и светлые. Стены сплошь покрыты украшениями. Меж выгнутых дугою арок, красуются ветвистые оленьи рога, на стенах дорогое оружие поблескивает золотом, над входом в зал висит большой червленый щит, по бокам к нему, острием к острию знаменитые дамасские клинки, а сверху над ними лук и боевые стрелы, в искусно расшитом серебряными нитями и бисером, колчане. По стенам, там и тут развешены оленьи и турьи рога, шкуры диких животных и чучела птиц.
В тыльных углах зала – очаги для обогрева, выложенные из мраморного камня, но больше всего привлекала внимание роспись стен. Затейливые арабские узоры переплетались друг с другом, гамма красок и оттенков в сочетании с падающим на них солнечным светом, создавали ощущение какой-то игры, от чего красный зал Анжи крепости погружался в атмосферу восточной сказки.
Фархад Абу-Салим остановился перед открытым окном, долго смотрел вдаль на восходящее солнце, словно пытаясь проникнуть взором на северные границы своих земель. Напрасно. Только мысле дано преодолевать такие расстояния, только ей под силу перелететь через горы и моря. Наместник размышлял в эту минуту над тем, что может быть, в скором времени, ему придется оставить все это и лишиться власти и богатства. Возможно, он станет беглецом, ищущим пристанища в чужих землях, а может быть и того хуже, лишиться жизни. Степные племена, узнав о смерти Фейзуллы, с новой силой возобновили свои набеги. Наемные отряды едва успевали отражать участившиеся атаки и постепенно отступали к Семендеру. Все эти события могли, положить начало к большим переменам в Абескунской низменности и Фархад хорошо понимал это. Он тяжело переживал смерть своего друга и родственника Фейзуллы. Он осунулся и поблек, и, пытаясь разобраться в происходящих событиях, уединился в красном зале Анжи крепости. Наместник пытался размышлять на тему о том, кого бы назначить хакан-беком.*
– В эту решающую минуту нужна крепкая рука, чтобы возглавить войско, поднять его боевой дух, – думал он, – больше всего на эту должность подходит Темиш-паша, но он нужен мне здесь…
В эту минуту распахнулись двери красного зала, и на пороге появилась дочь, отрывая его тем самым от мрачных мыслей. В легком шелковом платье впорхнула Айгыз, веселая и беззаботная. Ее карие глаза светились кроткой нежностью и по-детски озорным задором. Она словно роза цвела молодостью и красотой. Когда она склонилась к отцу, то длинные черные косы упали вперед, а лицо тронула улыбка.
– Вся в мать! Ее улыбка, словно солнце в небесах, – в смятении подумал Фархад.
Ласково обняв его, Айгыз обратилась к отцу: * – начальник войска
– Почему ты такой грустный?
Фархад молчал. Он продолжал любоваться дочерью. Те же тонкие черты, та же гордая осанка, те же чуть-чуть раскосые, светящиеся радостью, глаза напоминали ему о том, как она сильно похожа на любимую жену.
– Здравствуй дитя, – наконец, выдавил из себя он, – я рад видеть тебя!
– Почему ты печален, отец?
– Увы. Темиш-паша привез плохие известия с границы, Фейзулла и его воины погибли.
В зале повисло тягостное молчание. Наместник снова взглянул на дочь.
– Сказать или не сказать ей? – задавался в эту минуту он вопросом.
Он встретился с пристальным взглядом дочери и понял, она знает, что он от нее хочет.
– Видишь ли, Айгыз, я снова хочу поговорить с тобой о замужестве
– Правда, – печально вздохнула девушка.
– Айгыз, я редко в последнее время общаюсь с тобой, но поверь мне, это решение далось мне не легко, настало время забыть про детские игры.
– Зачем? – с трудом сдерживая слезы, прикидываясь ребенком, произнесла она.
– Ты у меня одна, – начал Фархад дрожащим от волнения голосом, – принуждать тебя не стану, но, как отец скажу, что лучшего мужа, чем Темиш-паша тебе не сыскать. Он моя правая рука, он любит тебя и давно добивается твоего расположения. Подумай, Айгыз, и дай свой ответ.
Слова отца, словно капли яда, запали в сердце девушки, наполняя ее душу отчаянием и горечью.
– Тебе не терпится выдать меня замуж?
– Что ты, Айгыз! – искренне возразил Фархад, – понуждать не стану, но как отец советую…
– Нет! – сквозь слезы прокричала девушка, – я никогда не стану женой Темиш-паши!
– Но почему?
– Потому что я достойна лучшего мужа! Темишу нужна не я, а золото и власть! – гордо подняв голову, словно отчеканила она.
Ее дерзость ошеломила наместника.
– Дитя, я не желаю тебе зла. Я просто пытаюсь уберечь тебя от роковой ошибки.
Айгыз бросилась на колени перед отцом. Прижавшись к его ногам, она вдруг поняла, что ради этого человека она способна пожертвовать всем, но брак с Темиш-пашой был для нее никак не приемлем. Теперь она знала наверняка, что у ее отца нет сердца.
– Я люблю тебя, Айгыз!
С глубоким вздохом Фархад Абу-Салим поднял с колен дочь, поцеловал и смахнул с ее щек слезинки. Чувствуя, что не в силах больше сдерживать нахлынувшие на него эмоции, владыка Абескунской низменности отстранил ее от себя.
– Ты никогда не примешь мой выбор, но надеюсь, когда-нибудь поймешь мои мотивы, – произнес он в пустоту.
– Прости отец, но я не смогу…
С глухим стоном Фархад Абу-Салим оттолкнул от себя дочь. Любой, кто видел бы в этот момент наместника, испытал бы не жалость, а страх, ибо никто не способен был предугадать, во что обратится далее его душевная мука. Растерянно глядя на дочь, он не нашелся, что сразу ответить.
– Безумная! Не время для капризов, когда земля наша содрогается под копытами лошадей кипчаков. Я заставлю тебя покориться моей воли, пока я здесь хозяин!
Красный зал Анжи крепости словно наполнился потоками холодного ветра. В порыве бессильной ярости, разгневанный отец размахивал руками, словно желая, чтобы весь окружающий его мир исчез.
– Глупец! – только и мог произнести он, все остальные мысли не поддавались
