однако, серая свободная одежда, длинные волосы и густая черная борода, делали его похожим на старика и лишь взгляд его серо-зеленых глаз, горевших жизненным огнем, говорили о том, что в этом теле живет бодрый дух, недюжая сила и тонкий ум.
– Как тебя зовут, юноша? – задал вопрос мудрец, отрываясь от своих бумаг.
– Изи, – мальчишка поклонился ему не, сколько из уважения, сколько из-за страха, вызванного видом иудейского мудреца.
– Ну, что же ты, Изи, давай послание, ради которого ты проделал такой нелегкий путь.
Посланец вытащил из-за пазухи небольшой свиток и протянул его мудрецу. Чувство беспокойства сырым туманом наползло на сердце Завулона.
– Скажи мне, Изи, ты получил свиток именно в таком виде от дяди Аарона?
– Да-да, именно в таком, господин Завулон, – неуверенно пробормотал гонец, прячась в тень от обдающего холодом, взгляда мудреца.
Завулон покачал головой, словно говоря, что это не так.
– Прочесть чужое письмо ты не забыл, а вот прикрепить ярлык с печатью обратно ты не удосужился.
Изи попытался вжаться в стену, насколько это было возможно.
– Господин, я не умею читать! – заикаясь от страха, пролепетал юнец.
– Никогда люди не привыкнут к мысли, что везде есть глаза и уши, – тяжело вздохнул иудейский мудрец. – Вспомни, Изи, где ты останавливался по дороге?
– Весь путь от Тебриза до Шемахи я прошел с торговым караваном. Один раз мы останавливались у придорожного духмана.
– Жажда мучила меня, и я зашел внутрь, чтобы отведать холодного щербета. Мужчина, сидевший рядом со мной, стал меня расспрашивать, откуда я родом. Когда я допил свою пиалу, он не дал мне рассчитаться и в память о дяде Аароне, заказал мне еще одну. Выпив ее, я заснул, да так, что меня едва растолкали погонщики мулов из нашего каравана. Когда я проснулся, моего нового знакомого уже не было.
– Он что, знал твоего дядю? – Завулон в удивлении вскинул брови.
Мальчишка утвердительно кивнул головой.
– Да. Когда я узнал, что мой новый знакомый родом из города Семендера, я стал его расспрашивать. Дядя Аарон мне много рассказывал про этот прекрасный город, и я всегда хотел там побывать.
– Так откуда он узнал про дядю Аарона? – перебивая посланца, спросил Завулон.
– Про дядю Аарона рассказал ему я. К моему удивлению, он хорошо знал его раньше, мало того, он знает и вас, и велел мне при встрече кланяться вам.
– Ты, что, рассказал незнакомцу и про меня?
– Да. Он считал вас давно умершим и был очень удивлен и обрадован, что вы живы.
– О Всевышний, до чего болтлив этот мальчишка! – со стоном произнес Завулон. – Скажи, а как звали твоего знакомого?
Юный посланец напряг память.
– Кажись Абдурахман. Да-да, он так и представился.
Проклятья со стоном вырвались в этот момент из уст иудейского мудреца.
– Векиль Абдурахман! Теперь он знает, что я жив и будет искать меня! Ты где остановился, Изи, в этом городе?
– У своих родственников здесь, в Шемахе.
– Надеюсь, ты не говорил Абдурахману, где я живу?
– Нет, я и сам не знал этого. Дядя Аарон сказал, что дом, в котором живет мудрец Завулон, укажет в Тебризе дядя Рабин.
– Хоть это хорошо. Ты можешь остаться у меня до утра.
– Нет, – покачал головой испуганный Изи, – я, пожалуй, пойду. Утром я должен быть на Шахарите в доме дяди Рабина.
– Ну, что же, тогда оставь меня одного.
Изи тихо притворил за собой дверь, стараясь не нарушать безмолвия зала. Тишина и полумрак принесли Завулону некоторое успокоение. Его взгляд случайно остановился на золотом медальоне, лежавшем на столе. На нем была изображена звезда Давида.
– Жалкая копия! – с ненавистью произнес мудрец.
Нахлынули воспоминания прошедших дней. Сорванный с шеи рукой наместника Абескунской низменности медальон, с силой летит в стену и падает на раскаленные угли жаровни…
– Как бы я хотел обладать тобой хотя бы еще один раз, хотя бы на миг, – подумал он и тут же отогнал от себя несбыточную мечту.
Устроившись поудобней в кресле, он углубился в чтение послания.
– 'Приветствую тебя, мудрый Завулон! Я думаю, ты с радостью примешь известие о том, что несколько родов диких кипчаков из Великой Степи, сняли свои юрты из насиженных мест и двинули их к границам Абескунской низменности. Это известие правдивое, я только что получил его от своих верных людей из Семендера. Там творится сумятица и неразбериха. Фархад Абу-Салим все еще пытается успокоить свой народ, клянется, что не подпустит степняков к своим границам на полет стрелы, ибо еще не знает, насколько сильна армия диких кипчаков. Ему еще удается сдерживать передовые отряды разведчиков, но это не надолго. Первый форпост на границе пал. Там, на руинах сожженного городища, остался лежать гарнизон, сдерживающий атаку степняков.
Наемники ропщут, они не хотят воевать. В казне наместника нет денег и нечем платить жалованье солдатам. Фархад Абу-Салим, шлет одного гонца за другим во дворец к падишаху с просьбой о помощи, но тот не торопится ему помогать. У нашего Светлейшего Государя своих проблем предостаточно. Внутренние распри и интриги, непрочный шатающийся трон, отсутствие достаточных платежных средств, все это в данный момент играет нам на руку. Изыскав возможность, падишах все же направил три тысячи наемных солдат на усиление гарнизонов Дербента и Семендера, но они застряли здесь и не хотят идти дальше.
Полагаю, что долгожданный момент настал. На днях из Тебриза в Семендер выйдет хорошо вооруженный, богатый торговый караван. В нем будут и мои люди с товаром. Его предводитель, Низами-Оглы, послужит нашей идее, сам не зная того. Сейчас, в поисках золота, наместник Абескунской низменности, согласится на любые наши условия. Мои люди везут в Семендер тысячу золотых драхм, остальное, при надобности возьмем из колодца. Будем немного хитрее и через Низами-Оглы выкупим драгоценную 'Звезду Хазарии'. Низами-Оглы близок к трону падишаха и сужает того денежными средствами. Фархад Абу-Салим не посмеет на этот раз пойти на хитрость и поступить низко с человеком, находящимся в близких отношениях с падишахом.
Не имея возможности самому отправиться в Семендер, прошу об этом тебя и надеюсь на дружескую помощь, только будь осторожен. Мои люди прикроют тебя и окажут всяческое содействие. На днях караван проследует через Шемахи, так что будь готов. Благодарен тебе за отзывчивость, однако, спешу напомнить, что твоя помощь нужна как никогда в Семендере! С глубоким почтением, твой названный брат Аарон!'.
С каждым мгновением на лице иудейского мудреца все яснее проявлялась безудержная улыбка, оскал волка-одиночки, но в глазах его навсегда застыла боль утраты самого дорогого, самого святого для него предмета, золотой звезды Давида, которая навсегда осталась в Семендере, в башне Альгамбра. Сердце Завулона готово было разорваться на кусочки при воспоминании о том роковом дне.
– Глупец! Как я мог поверить Фархаду на слово! – прошептал он в последнее мгновение…
С глухим стоном отбросил мудрец письмо Аарона в сторону.
– Нет, не так страшна предстоящая война, ужаснее всего память о потерянном талисмане, которую я всю жизнь буду хранить в душе давлеющим грузом.
Любой, кто увидел бы в этот момент Завулона, испытал бы не жалость, а страх, ибо никто не способен был предугадать, во что обратиться его душевная мука. В порыве бессильной ярости, Завулон ударил по столу рукой, словно желая, чтобы весь окружающий мир исчез. Комната словно наполнилась потоками холодного ветра, но это было не так. Человек, находящийся в ней, был не маг- волшебник, а простой смертный человек. В порыве гнева мудрец сбросил со стола все книги и свитки, со всей силы вновь ударил кулаком по столешнице, да так, что захрустели кости. Боль образумила его.
– Глупец! – только и смог произнести он, все остальные его мысли не поддавались выражению словами.
Начальник торгового каравана, заплывший жиром курд, который вел своих людей и множество верблюдов, мулов, ослов и лошадей, нагруженных тюками на северо-восток, в славный город Семендер, не имел никаких излишних причин для переживаний. Его длинные обвислые усы еще не покрылись налетом дорожной пыли, а кожаная фляга на боку, хранила еще множество глотков веселящего душу вина. Караван медленно двигался вперед, дневное светило еще только подходило к своему зениту, а на чистом небе не просматривалось ни единого облачка. На поясе начальника каравана, в такт движения его коня, подпрыгивал туго набитый кисет, в котором настойчиво звенели золотые монеты. Звон этих монет в кошеле и вино во фляге, говорили о том, что караван с утра проделал еще не совсем большое расстояние, но мысли, которые вихрем кружились в голове начальника каравана, говорили о том, что все его стремления были направлены в сторону придорожного духмана.
– Не повезло мне с главным хозяином грузов, – с грустью посетовал он про себя. – Жаднее и наглее человека, чем Низами-Оглы я не встречал отроду.
Вытерев широким рукавом струящийся с лица пот, он поднял голову к верху.
Где-то там, вдалеке, из-за дальних вершин гор, выплыло небольшое черное облачко и стало стремительно приближаться по направлению к ущелью. Он хмуро посмотрел на него, развернув коня, и направил того к крытому палакину, прикрепленному к седлам двух арабских скакунов. Поклонившись его владельцу, он произнес:
– Достопочтимый Низами- Оглы! Надвигается гроза, прикажи повернуть караван к придорожному духману, который мы оставили в начале ущелья в двух верстах позади.
Слегка шелохнулась шелковая лазурная занавеска и из
