белужьей и севрюжьей икрой. Соленые грибы, капуста, огурцы, моченые яблоки чередовались со всевозможными пирогами как с мясной, рыбной и овощной, так и со сладкими начинками. Нужно отдать должное и хмельным напиткам, представленным в огромном количестве. В высоких кувшинах на столе стояли медовые и заморские вина, пиво, хлебная вино, квас и различные морсы.
После короткой молитвы, все преступили к трапезе. У Ильи и Алексея от такого изобилия разбежались глаза и потекли слюнки. Они с жадностью взялись за еду. Боярин успел поделиться впечатлениями путешествия с женой и теперь за столом рассказывал эпизоды своего счастливого избавления. Он первым поднял кубок и выпил за своих гостей. Илья не остался в долгу, наполнив доверху серебряную чарку, он, глядя на боярыню, поднял ее за здравие хозяев дома и их наследника, пожелав им многих лет жизни и благоденствия. Боярыня Ксения, опустив взор, уважила гостей. Она была молода и красива. Из-под красной тафтяной шапочки, украшенной шелковым белым повойником и расшитой крупным жемчугом, свисала до пояса толстая русая коса. Ее миловидное лицо слегка излишне набеленное, украшали массивные золотые серьги с изумрудами и яхонтами, жемчужное ожерелье свисало с шеи, подчеркивая изящность ее груди. Она была одета в длинную и широкую одежду из тонкого нежно- голубого цвета сукна с висящими рукавами, застегнутыми дюжиной золотых пуговиц, и с отложным до половины спины воротником из соболя. Желтые, сафьяновые сапожки на высоком каблуке, расшитые жемчугом подчеркивали стройность ее ног и делали ее чуть выше. Боярыня, слегка пригубив чарку, грациозным движением вернула ее обратно на стол. Илья обратил внимание на ее руки. Длинные пальцы, нежная бархатистая кожа, аккуратно состриженные ногти, запястья украшенные широкими драгоценными браслетами, добавляли их владелице аристократического шарма.
Во дворе послышался шум. Боярыня встала, поклонилась и пошла, встречать вновь прибывших гостей. Тосты сменялись один за другим, дворовые девки едва успевали приносить новые блюда и наполнять пустые кувшины. Каждый из гостей считал своим долгом поздравить Никиту с удачным возвращением и послушать его рассказ, который он несколько раз повторял с явным удовольствием. Алексей и Илья потихоньку вживались в роль, которая так неожиданно выпала на их долю. Слушая рассказы новых приятелей, они почерпнули много нового для себя из политической и социально-экономической жизни людей в России начала XVII века.
Застолье закончилось под самое утро. Некоторые из гостей боярина уже лежали под столом, другие более стойкие благодарили хозяина за хлеб-соль, просили непременно навестить их и, забирая не рассчитавших свои силы друзей, откланивались. Илья с Алексеем, выпив по настоянию хозяина, еще по одной чарке, за будущею дружбу, отправились спать в специально отведенную для них горницу, на рассвете с первыми петухами.
Пробуждение было тяжелым, с перепою ужасно болела голова, слегка тошнило. Илья открыл глаза, не сразу сообразил, где находится. Солнце стояло высоко, очень хотелось пить. На полу рядом с постелью стоял глиняной кувшин, он взял его в руки, понюхал содержимое и с жадностью выпил половину. Холодный квас приятно обжог желудок, Леха спал рядом на соседней постели, тихонько похрапывая. В доме было тихо, Илья потер виски, поудобнее лег, поджав под себя подушку и не заметил, как заснул.
– Хозяин, просыпайтесь!
Илья открыл глаза. У его постели стоял Волчонок и тряс его за плечо, рядом стоял большой кувшин с водой и пустое корыто.
– Ты откуда здесь взялся?
– Меня послал ваш товарищ, они с боярином вас ждут за столом.
Илья встал, напоминание о вчерашнем застолье опять вызвало приступ тошноты. Он умылся, вытерся свежим льняным полотенцем, которое протянул ему Волчонок, оделся, поправил на себе пояс и направился искать друга. Илья нашел его в саду, Леха сидел под яблоней за столом вместе с Никитой и пил сбитень из большого пузатого медного самовара. Боярин указал ему рукой на место рядом с собой, он сел, миловидная босоногая девчушка лет четырнадцати одетая в льняной сарафан налила ему напиток из самовара в керамическую чашку. Напиток источал аромат луговых цветов вперемешку с запахами корицы и имбиря. Он сделал большой глоток, предварительно налив напиток в блюдце и остудив, ему понравилось. Напротив сидевший Алексей, молча уплетал медовый пряник, запивая его сбитнем.
– Что болит голова после вчерашнего? – Ничего, сейчас поправим здоровье, я распорядился мыльню растопить, а пока ешьте и пейте гости дорогие. Вот уговариваю Алексея остаться у меня на службе, обещаю дать поместье в своей вотчине на прокорм, каждому по деревеньке, как ты на это смотришь, а Илья.
– Не обижайся, боярская служба хороша, но царская лучше и потом у нас с Лехой дела в Москве.
– Ну, как знаете. Мое предложение остается в силе, всегда буду ждать, может, надумаете.
Обиженный отказом, боярин взял со стола баранку, с хрустом разломил ее в руках, окунув один конец в чашку, запил горячим сбитнем.
Пар был превосходным, настроение и самочувствие Ильи заметно улучшилось, распаренный он окунулся с головой в холодную воду в огромную бочку и теперь лежал разомлевший на лавке. В предбанник вышла одна из растиральщиц и начала обмахивать его сухим веником, лукаво улыбаясь. Глядя на ее стройную фигуру, низ живота его стал наливаться приятной истомой, кровь по венам побежала быстрее. Илья сбросил наваждение, сел к столу и попросил чего- нибудь попить. Она зачерпнула ковшом из большого жбана и протянула Илье. Холодный квас подействовал отрезвляюще на его плоть, еще томимый желанием, он пересилил себя и отправил ее обратно в парилку, откуда слышались женский визиг и веселый голос боярина. Девка надула губки и обиженно удалилась. Он налил себе чарку хлебного вина, молча выпил, закусывая соленым огурчиком.
– Черт, не за этим нас сюда отправили, что бы мы тут водку жрали, надо переходить к делу, – подумал он.
Его глубокие размышления по этому поводу были прерваны вернувшийся компанией, которая со смехом и шумом быстро расположилась за столом.
– Вот теперь можно и выпить, сам бог велел. А о чем загрустил наш славный воин, не по женской ли ласке соскучился, девки давайте-ка быстренько развеселите его, – боярин разлил из кувшина в пустые чарки, жестом показывая на Илью. Девиц, висевшие на его плечах, не нужно было уговаривать, они быстренько сорвались с места и прилипли к Илье. Тот отмахнулся от них и, обращаясь к боярину, спросил:
– Никита Александрович, слух ходит по волостям русским, что будто бы покойный царевич Дмитрий выжил и скоро явится мстить.
Боярин помрачнел, резко изменился в лице, велел убираться вон растиральщицам, молча выпил и закусил солеными грибочками.
– Этого не может быть, Дмитрий умер, я сам его хоронил, – он налил еще и опять выпил.
– Расскажите как он погиб, – поддержал Илью Алексей.
– Ну что же, хорошо, я расскажу вам все, как было, на наушников Годунова вы вроде не похожи, хотя многие люди пострадали за эту правду. Осиротел я в раннем детстве, и меня взял к себе двоюродный дядя, Михаил Нагой. В то время он жил здесь в Угличе, выполняя наказ покойного Государя Иоанна Грозного, неотлучно находился при сестре – овдовевшей царице и занимался воспитанием царевича. Кому как не мне знать покойного Дмитрия, он доводился мне троюродным братом по материнской линии. Я был немного старше его, но возраст не мешал нам, мы были хорошими друзьями. Я отлично помню пятнадцатое мая 1591 года, в этот день дядя взял меня с собой, он должен был навестить своего брата, Григория Александрова. Поездка не обещала быть долгой, дядя рассчитывал вернуться пораньше, но мы задержались из-за обеда и подъехали к Угличу часам к восьми. Уже подъезжая к городу, было понятно, что что-то стряслось, во всех церквях били в набат. Мы пришпорили коней и понеслись в кремль.
Мы, вместе с изумленными людьми, которые шли на звук колоколов, въехали в ворота дворца и увидели на земле зарезанного Дмитрия. Рядом с ним на земле лежали мать и кормилица без сознания, но имена убийц были уже известны. Дядя распорядился найти и задержать их. Через несколько минут весь город кипел, разыскивая извергов. В исступлении, оглушенный набатом народ вломился в разрядную избу, где скрывался Михайло Битяговский со своим клевретом, Данилой Третьяковым. Их привели в церковь Спаса, куда к тому времени уже перенесли тело Дмитрия, и убили на глазах у царицы.
Народ во главе с дядей продолжал искать остальных душегубов. Двоих из них нашли в доме у Михайло Битяговского, народ выволок на улицу Данилу Битяговского и Никиту Качалова, и после допроса забили их камнями. Но перед смертью злодеи облегчили свои души искренним признанием и назвали главного виновника смерти царевича – Бориса Годунова. Однако народ на этом не остановился, он стал громить дома людей уличенных или подозреваемых в согласии с убийцами, попутно убив еще троих мещан, всех слуг Михайловых и юродивую бабу, которая жила у Битяговского. Единственно кому удалось бежать, это Осипу Волохову, он как сквозь воду канул. Беззаконно совершив правосудие, виновный перед Государственной властью народ опомнился и с беспокойством стал ждать указа из Москвы.
Желание Годунова сбылось, стоило только затмить истину красивой ложью. Для этого переписали грамоты, пришедшие из Углича, представив смерть Дмитрия как самоубийство, якобы в эпелепсическом припадке он сам заколол себя ножом по недосмотру Михаила Нагова, который чтобы скрыть свою вину подбил народ к бунту и злодейски убил невинного дьяка