«Обернись, Господи Боже!» - пульсировало в мозгу.
Но я не обернулась.
Я размышляла о том, что только что услышала. То сотрудничество, которое предлагал мне Человек- Цыпленок, явно не сводило меня до роли технического исполнителя. Но все равно, это были бы непаритетные отношения. Я-то знала, откуда ноги растут. Какие к черту байки о преемстве? Человек- Цыпленок не хотел покидать насиженную, такую удобную жердочку, а посему заклевывал любого, кто сознательно или несознательно посягал на нее.
Вокруг него не было никого с зерном «А» в кишках. Наверное, потому что однажды ответили отказом на его щедрое предложение стать его собачкой.
Что-то подсказывало мне, что он не будет особо переживать по поводу моего отказа. Он сотрет меня с лица земли, сдует, как пылинку. И заживет дальше как ни в чем не бывало.
Мужчина с вытатуированной слезой спускался со мной. Стоял, сложив руки перед собой, но по взбугрившимся желвакам я поняла, что мое общество он не приветствует. Не ново. Я вжалась в угол и, не отрываясь, смотрела на цифры: шестнадцать… семь… два… Я вылетела из лифта и вихрем пронеслась через фойе, к выходу, покрыв все расстояние за считанные секунды.
- Палисси!
- Свободен, Чак-Чак. – Он не последовал за мной, скорее всего, получив кое-какие инструкции. Ключи от машины Влада остались у него, но это не могло остановить меня. – Вот упырь, - пробормотала я.
Сбежав по ступеням и запустив по мостовой, я про себя горько улыбнулась: как же легко поддаться панике! Но, спрашивается, как не поддаться панике, когда я только что фактически отшила самого Человека-Цыпленка? Едва не свалившись, я перескочила через кучу грязного снега и оказалась прямо на дороге. Таксист дал по тормозам, и капот замер в тридцати сантиметрах от меня. Таксист, курчавый мужчина лет сорока, уставился на меня, не в силах даже начать ругаться. Я открыла дверцу и скользнула на переднее сиденье.
- Добрый день, - вежливо сказала я. – В Кварталы, пожалуйста.
За последние дни я моталась в Кварталы чаще, чем за весь уходящий год. Однако в той ситуации, в которой оказалась я, помощи ждать не от кого.
Кроме как от Эдуарда.
Мужчина поморщился.
- Девушка, вот вы остановили такси и вам хорошо, а меня чуть родимчик, черт подрал, из-за вас не схватил. Никогда так больше не делайте!
Таксист тронулся с места, то и дело стреляя взглядом карих, почти черных глаз в зеркальце заднего вида. Я вжалась в сиденье, гладя на проносящееся мимо марево зданий, столбов и светофоров. Многие деревья по проспекту были украшены паутиной лампочек – Порог был во всеоружии, готов к встрече Нового года. Нас обогнала иномарка, водитель иномарки опустил стекло и, шипя сквозь зубы проклятия, сунул в окно самый востребованный на дороге жест.
Перед плотиной образовался затор, и мы стояли в веренице сигналящих машин. Правый берег лежал как на ладони – заснеженные массивы старых домов, скелетов деревьев и фонарных столбов. По сравнению с Кварталами, центр города нервно курил в сторонке – противоположный берег тонул в иллюминации, хотя время было не позднее, начало первого дня. Небо, казалось, вот-вот с треском упадет в реку. В тучи врезался бивший из глубин противоположного берега сноп света; дразнящий женский силуэт, реклама очередного увеселительного заведения, пританцовывал, повиливал бедрами. То, что в Новый год в этом заведении яблоку негде будет упасть, я была уверена на все сто.
Я чувствовала себя чем-то вроде лампочки для самой прожорливой моли в этом городе. Мне уже не сойти со сцены целой и невредимой. Но надо хотя бы попытаться. И даже не ради себя, а ради Влада.
Таксист включил печку на полную мощность. Он был в толстенном свитере, под которым наблюдалась еще пара-тройка более легких слоев, и все равно было видно, что он мерзнет. Я же сидела с расстегнутой до середины груди кофтой. Будь я человеком, это давно обеспечило бы мне топ-болезнь моего детства – бронхит.
«Фиат» вильнул в сторону и прибавил скорость. Вслед за ним мы объехали место аварии. Ничего страшного, пара-тройка вмятин на кузовах и разбитая фара, водители бодрячком, разве что посиневшие от холода и злобы, милиция в высоких фараоновых шапках и с поднятыми овчинными воротниками заполняет какие-то бумаги.
Чем ближе такси подъезжало к «Ананасам в шампанском», тем туже сжимался узел в моем желудке. Эдуард не любит вдаваться в долгие анализы. Он мог списать мое исчезновение на изъяны моего характера. А изъянов у моего скорпионьего характера, следует признать, чертовски много. Я задалась вопросом: расскажу ли я ему о том, что случилось на самом деле? Если он не выведет меня из себя в первую минуту нашего разговора, то возможно.
Я подумала о Кирилле, эдуардовом телохранителе: уволен ли он? Как-никак, именно он был последним, кто видел меня. Помнится, он весьма однозначно отзывался о том, что, если со мной что-то случится, его по стенке размажут. Хотя такого попробуй размажь по стенке – одна головная боль.
Может, Эдуард сейчас места себе не находит, бросил все силы на мои поиски. Может, рвет и мечет. Или уже возненавидел меня за то, что не выключила свет в зале, прежде чем уйти, подгоняемая, словно овечка на лугу, громилой пастухом.
Кристально ясно было одно: я определенно произведу фурор, ввалившись в «Ананасы в шампанском».
30
Таксист сунул полтинник в «бардачок», проворчал что-то и укатил.
Вдохнув через нос, я медленно выдохнула через рот, повторила это несколько раз, и когда убедилась, что держу себя в руках, то зашагала по направлению к входу в закрытый на дневное время суток ресторан.
- Кто там?
