моста к Остру, росли два больших дерева с роскошной зеленой кроной, куда, как мы издалека заметили, спешили упрятаться в холодке до двух рот солдат противника, пять автомашин и несколько десятков мотоциклов «БМВ» — великолепного подвижного оружия с тремя седоками, оснащенного пулеметом. Наряду с мощнейшим мотоциклом «Цюндап», чем-то смахивающим на трактор, «БМВ» принес множество бед нашей пехоте, особенно, когда фронт приходил в движение и большие массы людей находились на марше, а это случалось постоянно.
Вася Шишкин не выдержал и показал мне рукой на скопление немцев под двумя деревьями и будто поставил жестом — ладонью вниз вопросительный знак, что означало: «Пиканем?» Кивком головы я выразил согласие. Цель была идеальной. Немцы, думая, что мы их не заметили, вели себя тихо и не мешали нашей атаке зенитным огнем. Положив большой палец правой руки на пулеметную гашетку, я, вслед за Шишкиным, внезапно перешел с левого разворота в крутое пикирование и с дистанции в 600 метров открыл пулеметный огонь из всех четырех стволов. До выхода из атаки успел дать три длиннющие очереди. Видимо, мы целили неплохо, потому, что немцы, как ошпаренные, рассыпались из-под деревьев во все стороны и когда мы, выйдя из пикирования на высоте в 200 метров, уходили на восток, и я внимательно всмотрелся в атакованную цель, то увидел немало немецких солдат, лежащих вокруг деревьев. Мы могли спать спокойно — хоть немного поквитались с врагом, хотя, как известно, на передовой убивают друг друга обычно приличные люди, а все подлецы сидят в штабах и в руководстве государств. Так что наш боевой азарт, конечно, следовало немного корректировать. К вечеру того же дня мы, очевидно, по результатам своей же собственной разведки, получается, что сами писали слова и сами заказывали музыку, получили очередную благодарность и боевое задание, в котором могли сложить голову. Мы были направлены командованием для штурмовки скопления войск противника возле Окунинова. На этот раз Вася Шишкин привел эскадрилью к цели на бреющем полете и атака получилась внезапной. Мы удачно пустили реактивные снаряды и долго утюжили приднепровские леса, где прятались немцы, пулеметным огнем. Этот район накапливания войск противника, всегда представлял прекрасную мишень, хотя немцы и надежно прикрывали зенитным огнем свои войска.
Тем временем поток грузов и эшелонов с ранеными бойцами и эвакуированными киевлянами, идущий через днепровские мосты, все нарастал. Немецкая артиллерия из района Голосеевского леса била по ним теперь круглосуточно. Немцы хорошо рассчитали координаты и били с высокой точностью. К счастью, переменчивые днепровские ветры постоянно корректировали немецкую стрельбу и тяжелые снаряды чаще всего ухали в пучину седого Славутича, поднимая взрывами пузырящиеся бугры. Нужно было опять охладить пыл немецких артиллеристов хорошим штурмовым налетом, на который мы вылетели всем своим поредевшим полком, который вел на штурмовку командир первой эскадрильи Женя Мельников. Денек выдался не из счастливых. Когда мы пролетали над Днепром, произошел случай, который специально повторить было бы наверняка невозможно, но на войне такие случайности сплошь и рядом. Траектория полета немецкого снаряда идеально совпала с маршрутом нашего «И-16»-го и над самым Днепром наш «Ишачек» буквально разлетелся в щепки от попадания немецкого снаряда, метившего по мостам. К сожалению, не помню фамилию погибшего летчика. Снаряд попал прямо в мотор и мощный воздушный взрыв даже закачал весь строй самолетов. К сожалению, наша разведка навела нас на артиллерийские батареи, когда они не вели интенсивную стрельбу, и штурмовка вышла по квадратам, но, тем не менее, почти сутки немцы не обстреливали днепровские мосты.
Почему я пишу эти мемуары? Наверное, еще и потому, что хочу, чтобы летчики новых поколений получили крупицу боевого опыта из рук в руки, а не по трескучим описаниям штатных беллетристов. Наверное, еще и потому, что за свою жизнь оценил убойную силу печатного слова. Как и артиллерия и пулеметный огонь, оно нередко бьет по своим. Так во второй половине августа 1941 года во фронтовой газете «Красная Армия» была опубликована статья командира 92-го истребительно-авиационного полка, состоявшего из трех самолетов: двух «И-16» и одного «И-15», после разгрома, учиненного немцами полку в районе Черновиц. В боях этот бывший полк, по причине своей малочисленности, почти не участвовал — командованию было не до него, и ребята практически отдыхали на аэродроме в районе Остра, за исключением тех, которых перебросили на пополнение в нашу эскадрилью. Наверное, именно поэтому, не слишком-то утомленный боевой работой, командир Иван Иванович Красноюрченко, халхингольский Герой Советского Союза, получивший Звезду после многочисленных жалоб в вышестоящие инстанции, вдруг загорелся боевым задором и согласился написать в газету такую провокационную ахинею. Я неплохо знал Ивана Ивановича, был на его похоронах в середине семидесятых годов, на Байковом кладбище, но ту статейку ему забыть не мог. Конечно, существует немало оправданий: заставил политотдел, не ожидал таких последствий, не я, так другой, но все-таки это оправдание лишь наполовину. С оптимизмом небитого еще новобранца, Иван Иванович утверждал в своей статье, что немцам не видать Киева как своих ушей и у Красной Армии есть все средства и силы, чтобы показать им «кузькину мать» или от ворот поворот. Потому статья так и называлась: «Киев был и будет советским».
Мы в этом не сомневались, но вот вылетая постоянно на боевые задания, видели то, чего сидя на аэродроме в Остре, конечно же, рассмотреть было невозможно: скорее всего, в данном, 1941 году, дела сложатся по другому. Сил и средств отразить врага становилось все меньше, он снова полностью забирал инициативу. Сжималось кольцо вокруг Киева. Крупная группировка противника как метастаза киевской осады вырастала в районе Кременчуга, вторая — в районе Чернигова, Конотопа и Бахмача, Ясно было, что если немцы рванут, то кольцо замкнется. Не нужно было иметь чересчур большого ума, чтобы понимать это.
Причины гибели наших войск в Киевском котле известны: интересующихся могу адресовать к мемуарам маршала Жукова, где он неплохо рассказывает, как благодаря ослиному упрямству Сталина, и слушать не желавшего о сдаче Киева, немцы захлопнули в мышеловке нашу полумиллионную группировку, вместе с десятками тысяч грузовиков, сотнями танков и неисчислимым количеством всякого военного имущества. Но наши войска были в руках тупоголового, злобного дьявола, а ведь мирное население, в частности евреи, могли бы спастись. Тем более, что развитие событий он, видимо, предвидел, не желая самому себе в этом признаваться. Сталин отозвал с нашего фронта своего любимчика и прославленного героя Сему Буденного, видимо не желая, чтобы его имя было связано с сокрушительным поражением, поставив практически на заклание командующего генерал-полковника Кирпоноса, толкового человека, но, увы, скороспелого генерала, пришедшего к финалу уже проигранного сражения. И в этой обстановке появилась крикливая статья Красноюрченко, сбившая многих киевлян с толку — люди носили ее по квартирам и показывали друг другу. А доверие к печатному слову тогда было абсолютным.
Дня за три до появления этой статьи ко мне обратился солдат, парикмахер-еврей, тот самый, который служил переводчиком в нашей беседе со сбитым немецким летчиком, с просьбой дать ему трехдневную увольнительную, чтобы вывезти свою семью на попутных машинах на восток, подальше от Киева. Я дал ему трехдневную увольнительную, и он действительно отправил свою семью, далеко за пределы будущего киевского котла. Но, прочитав оптимистическую статью Ивана Красноюрченко, сочиненную явно не без влияния заезжего корреспондента и теплого застолья, наш парикмахер вернул семью в Киев. Эта статья сделала тем более черное дело, что людям мучительно не хотелось покидать обжитые квартиры в красавце-городе и начинать мытарства на новых местах. Очень многим это стоило жизни. Все-таки мудрая книга Библия, которую мой дед называл «Всем книгам книга, выше человека». Ведь ясно сказано: «Не солги». Как просто и как очень не просто, одновременно.
В первой половине августа мы продолжали упорно штурмовать колонны противника, подходящие к Окуниновскому мосту, неся потери — техники едва успевали устранять повреждения в самолетах. Бились как о глухую стену — без конца пускали ракеты и строчили из пулеметов, но немцы упорно осуществляли свой стратегический замысел. Хорошо помню вечерний вылет, когда я со своей группой из шести «Чаек», на дороге Окуниново — Остер застукал колонну артиллерии противника. Передвигалось до сорока пушек на конной тяге. Зрелище было удивительное. До сих пор немцы пользовались только автотранспортом. Мы перешли в правый пеленг и прицельно положили реактивные снаряды, которые рвались в расположении пушек, а после ракетных пусков принялись утюжить пулеметным огнем живую силу. Наша группа буквально растерзала передвигающуюся немецкую артиллерию и, конечно, больше всего досталось невиновным: умным и добрым животным — лошадям, которых я любил с детства. Дорога была буквально завалена их трупами.
В горячке боя, порой ничего не видишь вокруг себя, тем более, когда по тебе бьют зенитки
