утомляющим своей необычностью. Находились знатоки созвездий, рассказывающие о них. И я бы сказал, что вечера мы проводили нескучно. Лишь Корниенко время от времени шумно вздыхал, как утомленный буйвол, тоскующий по ласке.
И здесь на мою комиссарскую голову свалился «отказник». Пока собирались в путь-дорогу, все были добровольцами, в том числе и адъютант эскадрильи летчик Беляков. Адъютант, собственно говоря, был у нас в эскадрилье маленьким начальником штаба. Все сказались добровольцами и во время опроса в одиннадцатом отделе Генерального Штаба Красной Армии. Но когда мы оказались в небольшом азиатском городке Хами с населением не более пяти тысяч человек, да еще с песчаным аэродромом, где мы собирали самолеты, да еще выяснилось, то это третий по численности город провинции Синцзянь, многие приуныли. Было не совсем понятно, зачем мы очутились в этом населенном скотоводами, торговцами и ковроделами, забытом Богом уголке, где в окружающей его пустыне даже дожди выпадают один раз в сорок лет. Зато пыльные бури, которые называются по-китайски «хуйто», поднимаются в воздух сплошной темной стеной, высотой в полтора километра. Все живое в этот момент отворачивается против ветра, прижимает голову к земле и закрывает глаза. После окончания бури вокруг верблюдов возникают сугробы песка. Туго приходится и людям. Два раза я пережидал такую бурю в добротно сделанной фанзе, окошко и двери которой были загерметизированы войлочными прокладками. И все равно, внутри было полно мельчайшего песка. Словом, настоящее раздолье в этих местах только скорпионам и фалангам, которых мы панически боялись по ночам, ограждаясь шерстяными подстилками и коврами. Прибавьте к этому рацион местных жителей, состоящий из хлеба и бараньего или воловьего мяса. Вода приходила по керамическим подземным трубам, ведущим к Хами с гор, белевших своими снежными шапками километрах в пятидесяти. В самом Хами воду брали из смотровых колодцев над подземным арыком и небольших озер. Наши летчики, измученные жарой, перегородили один из ручейков, направленных из подземного арыка в сторону пшеничного поля и устроили небольшое озерцо для купания. Но стоило в него окунуться, как все с криком повыскакивали — вода была ледяная. Видимо вся эта экзотика угнетающе подействовала на Белякова, и он заявил, что наотрез отказывается лететь дальше. Мы собрали партийное собрание и принялись прорабатывать Белякова, который сразу же сказал, что ничего подобного, вроде отказа от командировки, он комиссару не говорил, но лететь дальше, в самом деле, не собирается. Это хитрый маневр сразу напомнил всем чекистское прошлое Белякова: летное дело он освоил, перейдя из особого отдела. Мы вернули Белякова, у которого не выдержали горячее сердце и холодная голова, необходимые чекисту, домой, а Иван Карпович Розинка, бывший секретарем нашего партийного бюро, ведший то собрание, вскоре погиб в Китае.
Итак, мы задержались на аэродроме Ланчжоу-Фу. Это был очень большой грунтовой аэродром, протянувшийся километра на четыре между рекой Янт-Цзы и предгорьем. Аэродром не отличался высоким качеством, но выполнял свою функцию. Он находился на высоте 2800 метров над уровнем моря, и для взлета в разреженном воздухе увеличивался путь пробега, длиннее был и путь посадки. Аэродром продолжал строиться и расширяться, для чего, в частности, разрушалось древнее кладбище, имевшее, по уверениям самих китайцев, трехтысячелетнюю историю. Цифры на камнях, как нам объяснили, означают нумерацию поколений, а они переваливали далеко за сотню. Все желающие забирали прах своих предков и уносили их для перезахоронения в горы. Это было не трудно, в связи с тем, что китайцы хоронят неглубоко, всего до одного метра. Кладбище, по мере его уничтожения, накрывалось слоем привозного грунта и укатывалось огромным каменным катком, за которым тянулся своеобразный гидроуровень: длинное корыто, наполненное водой с обозначенными на стенках делениями, в котором плавали поплавки. Они при горизонтальном положении должны были совпадать с отметками на стенках корыта. Колоссальный каменный каток, диаметром метров шесть, шириной метров пять, а весом тонн в пятьдесят, сделанный из серого сланца, на который была одета громадная металлическая рама, тянули человек четыреста, запряженных как бурлаки, китайцев. По-моему, это были солдаты китайской армии из дивизии, сооружающей аэродром. Вообще выбор трудовой деятельности для рядового китайца был невелик: или в батраки к феодалу, или в рабскую неволю солдатчины. Бедно и плохо жил в массе своей древний, великий, мудрый и очень трудолюбивый китайский народ. Здесь на строительстве аэродрома я наблюдал, как китайцы, скрепленные веревками по десять человек, таскали землю в корзинах, укрепленных на концах палки, лежащей на плечах. Каждую десятку сопровождал надсмотрщик, который нещадно бил большой бамбуковой палкой всех замешкавшихся. Это до глубины души возмутило меня, но я почему-то не вспомнил наших колхозников, которые оказались, пусть и не подгоняемые бамбуковой палкой, но в достаточно унизительной неволе. Но это уже национальная традиция: молодые русские интеллигенты шли в отряды Гарибальди, а у себя дома не прочь были пользоваться услугами закабаленных мужичков. Здесь же я наблюдал ужасный случай: один из солдат, тянувших огромный каток, замешкался, и колоссальная каменная глыба превратила его буквально в лепешку. Практически осталось одно пятно крови. Жалкие останки собрали и выбросили в реку, напутствуя по-китайски: «Плыви к японцам».
Большое удивление вызывала у меня Великая Китайская Стена. После недолгих раздумий я пришел к выводу, что никакие укрепления не спасут народ. Нужна динамичность и сила его внутренней жизни, способная отбросить врага. Ведь все кочевые народы, в том числе монголы Чингисхана, неизменно прорывали Великую Стену и врывались с огнем и мечом на плодородные равнины. Приходили на память и укрепления на нашей старой западной границе, в которые было вложено столько сил.
В эти же дни я впервые увидел, как выглядит азиатская война, тянущаяся много-много лет подряд и ставшая, практически, образом жизни. Для нас было совершенно непонятно, каким образом война и торговля вместе уживались в этой стране. Один, а то и два раза в неделю на нашем аэродроме в Ланчжоу- Фу приземлялся скромный самолетик — трехмоторный «Юнкерс-52», принадлежавший китайской торговой фирме «Хендели». Этот самолетик, который поднимал две-три тонны груза, перевозил в ящиках прекрасные швейцарские часы, ювелирные изделия, приборы и косметику из Европы. Товары эти продавались как на китайской стороне фронта, так и на японской. Этот самолетик, по договоренности с командованием воюющих армий, беспрепятственно пересекал линию фронта по отведенному ему воздушному коридору. И все бы ничего — торгуйте себе на здоровье, но стали замечаться странные вещи: после каждого прилета самолетика через аэродром Ланчжоу-Фу, даже ночью, прилетали японские бомбардировщики и с высокой точностью начинали бомбить аэродром и город.
Китайцы занялись изучением ситуации и скоро без труда определили, кто из пилотов «Юнкерса» шпион японцев. Перед нашим прилетом и после посещения аэродрома этим самым «Юнкерсом» состоялся налет японских бомбардировщиков на аэродром и городские кварталы Ланчжоу-Фу. Налет был довольно успешно отбит эскадрильей ПВО, состоящей из И-16 под командованием капитана Жеребченко, успевшей вовремя подняться в воздух. Японцы тактически неграмотно зашли на цель — не с ходу, а совершив круг, потому их успело встретить звено, находившееся на боевом дежурстве. Две девятки японских бомбардировщиков Б-92 довольно неудачно сбросили бомбы по городу и аэродрому, в основном поковыряв летное поле, которое китайцы быстро приводили в порядок, пригоняя дивизии солдат, засыпавших воронки от бомб гравием. Зато на обратном пути японские бомбардировщики попали под довольно сильный удар всей эскадрильи Жеребченко, поднявшейся в воздух. Два бомбардировщика упали недалеко от аэродрома, еще два, по рассказам летчиков, упали и горели в горах, а еще два, якобы, рухнули уже на японской территории. Реально принимать во внимание можно было только два сбитых самолета японцев, остатки которых китайцы притащили на аэродром. Немало повоевав, я убедился, что, наверное, нигде не врут так много, как на войне. И потому, когда мой приятель еще по качинской школе летчик эскадрильи Жеребченко-Найденко, маленький, подвижный крепыш, рассказывал о двух сбитых им бомбардировщиках, я слушал вполуха. Видимо, не особенно склонны были верить и китайцы, которые, однако, вежливо поцокали языками, и выдали Найденко двойной обед и ужин.
Итак, «Юнкерс» компании «Хендели» оказался под серьезным подозрением. А здесь, как на грех, вскоре после нашего прилета, на аэродроме Ланчжоу-Фу совершили посадку наши бомбардировщики, купленные китайцами, кстати, так же, как и наши истребители. Бомбардировщики СБ-1 из белоцерковской эскадрильи Изотова и ДБ-ЗФ из сводной эскадрильи, всего двадцать семь самолетов, были новенькие, только что с завода. Они перелетали в район Чунцина и Ченду — столицы Сычуанской провинции Китая, расположенной подальше от линии фронта, где был прекрасный аэродром и большая летная школа для китайских пилотов. Там же берет начало Хинганский хребет, где в земле лхасов, жителей Тибета, истоки великий голубой реки Китая — Янт-Цзы. Но туда еще нужно было долететь. А пока бомбардировщики
