силам экспедиционного корпуса.
— А кто такой Бог? Совпадение имен очень странное, я бы сказал…
— Нет никакого совпадения. Бог есть Бог. Его воля не обсуждается, а мудрость не подвергается сомнению. Конечно, он не дух бесплотный. Веффрн сообщил мне, что Бог болеет уже год с чем-то. Он уже стар…
— Но ведь ты же видел его? — спросил Сергей.
— Конечно. И говорил с ним. Он похож на остальных, но поменьше. И без когтей.
Пустынник выглянул в окно:
— Скоро стемнеет. Давайте собираться в путь.
— Последний вопрос, — сказала Ольга, — а как ты узнал про лабораторию?
Сталкер хмыкнул:
— Некоторое время и ночевал в метеостанции посреди степи. Там в подвале стальная дверь. А больше ничего похожего на замаскированное сооружение нету — голая степь, я ее на километры вокруг исследовал. И только на восток от той станции уже поселения Семьи и заброшенные города и деревни. Так что когда речь зашла о секретной лаборатории, первое, о чем я подумал — это та дверь. Я тогда так и не смог ее открыть.
— Ладно, все это, конечно, занимательно, — сказал Макс, — но нам сейчас не до истории, самим бы в нее не влипнуть. Я так понимаю, краснокожие готовятся к войне с экспедиционным корпусом, и мы того и гляди попадем меж двух огней.
— Так и есть. Но войска СШЕ не рискнут передвигаться или как-то иначе действовать ночью, так что у нас все шансы добраться до цели затемно.
Однако осуществить намеченный план не удалось: буквально через десять минут после того, как отряд покинул свое убежище, миновав поле боя, усеянное трупами алчущих, Пустынник уставился в небо и прислушался.
— В чем?..
— Назад! — скомандовал сталкер, — надвигается пылевая буря! Нам необходимо укрытие, лучше всего в подвале!
И они побежали обратно, угрожающее мутное облако, от которого луна потеряла былой блеск, действовало ничуть не хуже допинга.
— Вот черт, Артур, стоило бы тебе вспомнить о бурях раньше — и мы бы взяли респираторы и очки, — с досадой выдохнул Макс, — и не теряли бы драгоценное время. У нас был такой шанс добраться до…
Пустынник, не оборачиваясь, зловеще хмыкнул:
— Я не уверен, что эти бури опасны именно пылью. Когда видимость всего лишь два метра — ты легкая добыча для тех, кто охотится без помощи зрения. Я не помню, что это — но все бури я пережидал в подвале метеостанции.
Укрыться решили в подвале первого попавшегося дома на самой окраине города. Дверь в подъезд оказалась насквозь прогнившей, зато подвальная — корявая, толстая и прочная. Макс толкнул ее — но не тут-то было.
— Черт, заперта! Только я не вижу замочной скважины…
— Видишь скобы? Она запиралась на висячий замок.
— Давайте я попробую, — вызвалась Ольга, — у меня есть некоторая практика отпирания дверей.
«…в чужих жилищах», мрачно подумал Макс, но ничего вслух не сказал.
Девушка быстро осмотрела дверь:
— Здесь и правда нет запирающего приспособления. Дверь заперта изнутри. Артур, дай свой нож, пожалуйста, мой слишком короткий.
Сталкер молча протянул клинок рукояткой вперед, Ольга просунула лезвие в щель между дверью и косяком у самого пола и начала передвигать вверх, нащупывая засов или другую задвижку.
— Не понял, — сказал Игорь, — как это изнутри? Я сталкерил года четыре, обшарил за это время не меньше тысячи подвалов, и никогда не видел ни одного с двумя входами. Подвал просто невозможно закрыть изнутри!
— Можно, — мрачно отозвался Макс, — при условии, что ты сам останешься там.
— Значит, там есть кто-то живой, — ухватил мысль охранник, — ну-ка, Семен Борисович, отойдите от двери в сторонку — неровен час пальнут.
— Я думаю, там был кто-то живой, — Пустынник сделал удаление на слове «был», — лет примерно восемьдесят восемь назад.
— Засова нету, — сообщила Ольга, — его и правда нет смысла делать в подвале. Значит, дверь подперта.
Она вернула нож сталкеру и принялась постукивать костяшками в разных местах двери.
— Что ты делаешь? — удивился Петруха, — нам валить надо, другой подвал искать!
— Не дрейфь, очкарик, — насмешливо отозвалась Рысь, — я знаю, что делаю. Лучше приставь-ка пулемет вот сюда и сделай одиночный выстрел.
— А-а, — догадался тот, — ты постукиванием определила, где именно прислонен подпирающий предмет!
Он прицелился в указанное место и нажал на спуск. Грохот выстрела эхом прокатился вверх, до самого последнего этажа, и умолк. Ольга толкнула дверь:
— Добро пожаловать в склеп.
За дверью на ступеньках лежал толстый деревянный брус с расщепленным пулей концом. Пустынник посветил внутрь фонарем, затем стал спускаться.
— Чисто, — сообщил он.
Отряд укрылся в подвале, и Михаил снова подпер дверь брусом.
— Он трухлявый малость, не очень надежно. Думаю, дверь можно было бы вышибить хорошим ударом. Макс кивнул:
— Заметно. Сейчас что-то сообразим.
У самой стены, под крохотным окошком, луч фонаря выхватил пару детских скелетов. Который побольше, обнимал второго, а тот положил голову на колени старшему, словно уснул. Рядом валялась пустая пластиковая бутылка.
Видавшие виды охранники крестились и отворачивались, не в силах выдержать это зрелище.
— Они заперлись здесь, когда весь мир сошел с ума и люди начали пожирать друг дружку, — чуть слышно прошептала Ольга, — им некуда было деваться, и они сидели тут, ожидая, что кто-нибудь спасет их… Боже…
— Надеюсь, те, кто придумал вирус химеры, варятся в аду в особо горячей смоле, — мрачно изрек Виктор.
— Дело не в них, — покачал головой Пустынник, — дело в нас с вами. Я говорил — наше прошлое определяет наше будущее. Наша природа определяет нашу судьбу. Что мы делаем тут? Пытаемся возродить тот мир, который сами же и разрушили, тот же порядок, который привел нас на грань. И если нам удастся это — человечество снова станет таким, как было. Снова будут войны, снова будет оружие массового уничтожения. Снова будет то, что уже произошло восемьдесят лет назад. Повезет ли нам в следующий раз? Навряд ли. Все, что мы делаем — пытаемся продлить свою агонию, бегая по замкнутому кругу, из которого нет выхода.
— Да, ты чертовски прав, — вспылил Виктор, — давай сейчас все вместе застрелимся нахрен! Зачем продолжать агонию?!
Сталкер равнодушно пожал плечами:
— Ты со мной не согласен? Я рад за тебя, ты, по крайней мере, смотришь в будущее с оптимизмом. Иногда умственная близорукость — достоинство.
— Да пошел ты!
Латышевский тяжело вздохнул:
— На самом деле не все так плохо, сынок, — обратился он к Пустыннику, — да, насчет круга ты прав.
