вскоре между дверьми образовалась достаточная щель для того, чтобы в нее мог
протиснуться один человек.
Тогда Генри бросил факел и направился к сестре; Доминик помог ему дотащить ее
до выхода. Затем Генри пролез в щель и оказался на свободе, на долгожданной
свободе, о которой совсем недавно уже и не мечтал, думая, что уже никогда не
увидит свет. Выходя, он заметил, что на улице было темно, около замка, вернее
на почтительном расстоянии от него, толпился народ. Кто-то прятался от дождя
под зонтом, кто-то под какой-нибудь тканью, которая уже давно вымокла, кто-то
под чем-то еще. Все они, охая и причитая, с ужасом смотрели на пожар, кое-кто
даже крестился. Где-то среди толпы стоял священник, который, также смотря на
пожарище, молился и крестился. Но, заметив, что некто стал выламывать двери
замка, люди испугались еще больше, ибо думали, что духи пытаются выбраться
наружу, ибо не могут более гореть в пламене Ада, однако, никто не расходился.
Но, завидев Генри, они еще больше удивились и испугались, наверно, еще
больше, ежели бы они увидели ожидаемых духов.
Как только он пересек порог, то тут же почувствовал, как большие и тяжелые капли
стали барабанить по его голове, плечам и спине, от света у него заболели глаза, а
от свежего воздуха стала кружиться голова. Затем он обернулся к Доминику и
аккуратно вытащил сестру. Вдруг лицо Доминика резко побледнело, а в лице
изобразился страшный испуг. Казалось, что сейчас он потеряет сознание.
— Уинстон! Где он? — наконец еле слышно проговорил он, а его голос на
середине фразы даже сорвался.
Вдруг что-то тяжелое упало внутри Генри, сердце застучало с бешеной скоростью, а бледность Доминика теперь передалась и ему. С минуту они в полном
оцепенении смотрели друг на друга молча, и вдруг глаза Доминика вспыхнули, и в
них Генри заметил порыв пойти и найти старика, во что бы то ни стало. Но в этот
момент за его спиной раздался грохот, за ним, где-то в дальнем конце, снова что-
то рухнуло, ибо деревянные подпорки уже совсем почти обгорели и стали не
выдерживать. Оказалось, что замок раньше был деревянный, только потом его
обделали камнем, но во многих местах все же дерево служило опорой. Когда
балки сгорали, то баланс и равновесие нарушались, отчего здание рушилось. И в
этом самый момент как раз и начиналось это самое обрушение ранее казавшихся
прочными частей. Теперь идти, бежать, искать уже было некуда, весь замок был
объят пламенем, он вырывался из всех окон, дым снопами валил даже из щелей в
стенах. И как потом оказалось, что тот страшный зловещий пожар прошлых лет, оказался не таким страшным, по сравнению с этим.
Доминик продолжал смотреть на Генри, ибо в нем все еще бушевал спор между
тем, идти ли искать старика или нет. Он очень хотел это сделать, ибо знал
Уинстона очень давно и всегда ходил к нему в лавку читать книги, и старик был
всегда добр к нему, поил его чаем, рассказывал всяческие истории и даже
разрешал брать некоторые книги домой. Как же он мог позволить ему уйти одному, нужно было остановить его… Но он же не знал, что весь замок уже полыхает
огнем. И если бы сейчас Генри кивнул ему, или хотя бы взглядом согласился с
ним, он бы, не задумываясь, бросился в огонь за Уинстоном. Но Генри, заметив
все это в теперь уже жалобном взгляде спутника, лишь протянул ему руку.
Впрочем, Генри испытывал то же самое, ведь за то непродолжительное время, что
он знал его, Генри уже успел привязаться к старику, полюбить его доброту, мудрость и, несмотря на возраст, простоту и детскую доверчивость.
— Пойдем, мы уже ничего не сможем сделать… — еле слышно проговорил Генри, а его голос уже начинал дрожать.
«А ведь он так и не увидел больше ни солнца, ни неба, ни даже дождя и туч —
ничего…» — подумал он, вспоминая себя полчаса назад.
Тут снова раздался гром, а вскоре и огромная молния рассекла небо. В этот
