Поговорили минуты две-три, и он ушел в другой конец пляжа, что напротив дома Волошина.
Я стал читать — сперва про себя, потом вслух, Валентине. Это был отрывок из поэмы «Под кожей статуи свободы», которая полностью публикуется в «Немане». Прочитал до конца и, сложив газету, пошел к нему. Он сидел, подставив солнцу грудь, живот и ноги, с книгой Б. Данэма «Герои и еретики». Я, разумеется, похвалил отрывок, сказал что-то в том роде, что это здорово и, мол, огромное спасибо от имени «Немана». Показал строчки, которые
мне особенно понравились. Сел — вернее, полулег — рядом, и мы опять разговорились и... проговорили без малого два часа. Он здесь работает понемногу, но пишет не стихи, а рецензию на новые книги стихов Семена Кирсанова, Андрея Вознесенского и Беллы Ахмадулиной.
— Это, оказывается, тоже интересно — писать рецензии!
После паузы:
— А сегодня послал три телеграммы: в Нью-Йорк — одному знакомому капитану по случаю его свадьбы, в Париж — Луи Арагону, — умерла Эльза Триоле, и в Москву — Твардовскому — ему исполняется шестьдесят лет...
Кстати, Твардовский, говорит, обиделся, что он, Евтушенко, передал свою поэму в «Новый мир» уже после того, как он, Твардовский, ушел оттуда. А сейчас Косолапов предлагает идти к нему — членом редколлегии по поэзии... Вот и не знаю, идти или не идти?
— Конечно, идти!
— Идти-то идти, да...— И он заговорил о возможной реакции тех, кто поддерживал старый «Новый мир». Чувствуется, что это ему небезразлично. От Твардовского перешел к Солженицыну. Он читал и «Раковый корпус», и «В круге первом»... О первом романе отзывается сдержанно, видно, не все в нем ему нравится. Зато второй — это, по его словам, чуть ли не роман века. Генрих Бёлль, прочитав «В круге первом», будто бы сказал: «Мне стыдно за то,
что я прежде писал». Так ли, нет ли, но будто бы есть шансы, что Солженицыну в этом году дадут Нобелевскую премию.
О Шкляревском:
— Пишет бойко, но ему не хватает мыслей. А без мыслей сейчас стихи — не стихи...
И снова:
— Так идти в «Новый мир» или не идти?
20 июня 1970 г.
Яков Владимирович Нейфах, прилетевший в Коктебель вместе с нами, вдруг тяжело заболел. Сегодня утром узнали, что его увезли в Феодосию и что к нему нельзя. Он любил повторять кстати и некстати одну фразу:
— Главное — быть здоровым...
* * *
Утро. На пляже малолюдно. Евтушенко вместе с женой заплывает далеко в море и возвращается обратно. Чувствуется, что пловец он отличный. Потом берет сына Петю, карапуза лет двух с половиной, раза три окунает его в воду, тот отдувается, ежится от холода, но молчит. Вообще этот Петя презабавный малый, этакий мужичок с ноготок. толстогубый, курносый, очень серьезный. Говорят, Евтушенко взял его из детского дома… В отсутствие отца и матери с ним возится чернявая фрау лет пятидесяти с небольшим, сухая, как вобла, надменная — первая жена Константина Симонова. Она приехала сюда с внуком, таким же карапузом, как и Петя Евтушенко.
Кстати, о Симонове. Они (Константин Симонов и Евг. Евтушенко), кажется, дружат. Во всяком случае, Евтушенко прощает Симонову такое, чего, наверное, не простил бы другим.
Два штриха.
Константин Симонов написал предисловие к поэме «Под кожей статуи свободы» — с этим предисловием она и идет в «Немане». А вчера, когда коснулись Солженицына, Евтушенко сказал, что в романе «В круге первом» тот вывел некоего писателя, в котором угадывается Симонов. Ясно угадывается… И тут же добавил, что обстановка была сложная, трудная…
— Я посоветовал Солженицыну убрать это место. В романе есть несколько мест, которые надо или убрать, или отредактировать. Я считаю, что их, эти места, лучше сократить.
21 июня 1970 г.
Старика, который считает, что главное — быть здоровым, сегодня на вертолете отвезут в Симферополь, а оттуда — уже на самолете — в Минск.
…Ему так нравилось в Коктебеле!..
* * *
Одиннадцатая комната во втором корпусе. Комната, где сейчас живет Евтушенко. Небольшая, с балконом, под самой крышей, — как будто взяли и срезали угол... На столе сигареты, тонкая стопка хорошей, плотной бумаги, первые листы исписаны на одну треть мелким почерком — не письмо, а шифровка. На тумбочке — книги. Стихи Кирсанова, Вознесенского, Ахмадулиной, еще кого-то... Тут же последний, пятый номер «Немана». Наверное, купил в здешнем киоске.
Из разговоров
Показывает Вознесенского, те страницы, где всякие архитектурные фокусы.
— Ненужно все это, — говорю я.
— Конечно, ненужно. Я об этом и пишу в рецензии. Великовата получилась — пятнадцать страниц. Если «Литературка» не осилит, то придется в журнал...
* * *
