поклоны Богородице и Ангелу Хранителю. Канон всем Святым. Чтение трех кафизм. Чтение жития дневных Святых, с выписками. Утренние молитвы, утреня, часы, последование изобразительных псалмов, Акафист Иисусу Христу, Апостол и Евангелие по главе. Книги — Благовестник, Камень веры, Толкование Деяний Ап. по 10 листов. Акаф. Богородице, Канон Предтече и Вм. Георгию. Чтение — Духовного Сокровища из творений Тихона Задонского. Канон покаянный И. Хр. Кан. молебный Божией Матери, канон бесплотным, чтение творений Василия Великого и Григория Богослова. Вечерня, 12 псалмов, молитвы на сон грядущий, поклоны.
Ложился Георгий очень редко, несколько суток проводил без сна, а изнемогши, отдыхал недолго, сидя на стуле до утреннего благовеста; одежду он носил до обветшания ее, пищу принимал не ежедневно, и только вечером. Мера была — на два дня пятикопеечная булка и две кружки воды с уксусом. Иконы были единственным украшением келлии.
Умножая свои труды, Георгий выкопал под полом глубокую пещеру, и в ней уединялся на день, так как тогда мимо келлии ходили и нарушали тишину. В келлию Георгия никто не входил. На записочке, которую он клал в небольшом окошке, он означал, что ему требуется. После пятилетнего пребывания в этой келлии по убеждению настоятеля, он перешел в деревянную, более просторную. В это время Георгий походил лишь на тень живого человека. Покинутую им келлию Георгий всегда вспоминал с сожалением.
В новой келлии половину помещения он отделил для келейников; теперь он иногда отпирал двери лицам, искавшим духовного назидания.
И после пятилетних усиленных трудов, невидимая тяжелая брань не оставляла подвижника в покое. Когда находило на него состояние сухости душевной, он старался оживить душу горячими слезами. При нападке лености, презирая страдание плоти, он обливался холодной водою, или ночью, обнажившись, бросался в снег; возлагал на себя вериги, и некоторые слова его заставляют предполагать, что он в известных случаях надевал пояс из проволоки с острыми шпильками.
Кроме внутренней борьбы, много терпел подвижник от великих осуждений, которым подвергали его многие, не понимавшие его, от зависти и наговоров. Но о таких людях он говорил: 'Они мне благодетели; милостивым сотворят мне Владыку Господа моего и отверзут мне врата вечного блаженства по гласу евангельскому: Блажены есте, егда поносят вам… Боже, помилуй их!'
Скромный во всем, особенно строго держал себя Георгий при других. Тогда он не позволял себе даже облокотиться.
Келлию свою Георгий содержал в величайшем порядке. У дверей коридора стоял гроб без крышки, далее шли небольшие сени, в которых следовало произнести краткую молитву. Отклик Георгия 'Аминь' — означал позволение войти. В одном углу келлии стояла крышка гроба, на стене образ св. Троицы с неугасимой лампадою; по стенам скамьи, разделенные столиками; на полу рогожка вместо кровати; в каморке — книги.
Большим праздником для затворника было, когда приносили к нему, для совершения молебна, чудотворную икону Владимирскую. В келлии было много икон и некоторые осуждали это как роскошь. Свою убогую обстановку и сам Георгий считал роскошью и говорил: 'Как я засорил свою келлию, как стал жить роскошно. Осмотрись, Георгий, так ли тебе надо поступать!'
Когда кто входил, Георгий, вместе с вошедшим, клал три земные поклона, прикладывался с посетителем ко кресту и евангелию, лежавшему на столе, и затем, после взаимного поклона в ноги, давал братское лобзание. Затем начиналась беседа.
Многие передавали Георгию деньги, чтоб он наделял ими от себя бедных, но он принимал не от всех. Некоторые же вещи приказывал сожигать, провидя, вероятно, нечистоту побуждений принесших. Точно также, когда при конце жизни, он употреблял несколько улучшенную пищу, и некоторые посылали ему от своего усердия — он иногда приказывал выбросить кое-что, как нечистое. Больше всего радовали его простые сухари, принесенные простолюдинами, и он говорил: 'Как вкусны, как они услаждены усердием!'
Наружность затворника была такова: привлекательное лицо, истощенное постом и молитвой; глаза, от слез тусклые, но проницательные, высокий рост, красивый стан, благородная осанка и приемы человека хорошего общества.
Много случаев подтверждают, что Георгий имел дар прозорливости. Когда некоторые из братии, нуждаясь в совете, не смели обратиться к нему, он иногда посылал неожиданно просить их к себе. От тех же, которые по любопытству искали его, Георгий, не видав еще их, уклонялся.
Своими речами он часто отвечал на внутренние, еще не высказанные запросы приходящего.
Многие писали затворнику письма, и он некоторые сжигал, не распечатывая, зная, что такие письма с лукавством и лестью; другие же истинно радовали его.
Когда стучались к нему посетители, он знал, с каким духом кто приходит. Часто называл своим келейным знакомых лиц, говоря: 'Как замедлили они прибытием к гробу преосвященного Тихона'. Такое замечание было всегда верным известием об их скором приезде. Иногда, провидя, что кто-либо из знакомых его страждет, затворник посылал утешительные письма. Предупреждал также он некоторых о близкой смерти, увещевая принести покаяние.
Вот переданный самим затворником случай духовного единения с ним великого Саровского старца Серафима. Около двух лет боролся Георгий с помыслом — перейти в другой монастырь, так как письма и посетители развлекали его.
Однажды келейный докладывает, что странник из Сарова принес от о. Серафима Георгию поклон и благословение и имеет сказать несколько слов наедине. Странник вошел и сказал: 'Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться'. Странник тотчас же вышел, оставив Георгия в изумлении, так как он никогда не видал и не писал отцу Серафиму. Опомнившись, он велел вернуть странника, но его нигде не могли отыскать.
Нарушение затвора ради пользы приходивших тяготило Георгия. Пробыв наедине в келлии несколько дней подряд, он выходил с лицом сиявшим радостью и говорил келейным: 'В каком я находился утешении; желал бы все дни посвятить уединению, но жаль оставить вас!'
Георгий всю жизнь называл себя именем, еще до рождения таинственно указанным его матери. Между тем он был тайно пострижен в монашество — когда, неизвестно — с именем Стратоника.
Время кончины было открыто Георгию в сновидении. Он видел палаты неизъяснимой красоты, и два мужа указали ему, что эти палаты, кровля которых не была еще довершена, приготовлены для него. К этому времени относятся два письма еще к преосвященному Антонию Воронежскому и г-же Колычевой, глубоко чтившей затворника:
I
'Десять раз солнце круг свой совершило со времени вступления Вашего на Воронежскую епархию, и десять лет минуло, как вчерашний день, как минутный сон. Дел же и слов свидетель — один Бог. Вашему Высокопреосвященству уже обычно прилагать труды к трудам и сносить при помощи Божией, покудова угодно всеисполняющему Провидению, в Нем же и вечный покой. После всех приносимых и оконченных поздравлений с праздниками Рождества Христова, Нового года и святого Богоявления Господня, последнее уже поздравление Вашему Высокопреосвященству приносит последний и непотребный раб, прося святых молитв и благословения, повергающийся в любовь Владыки, достойный осуждения и вечной муки, грешный Георгий'.
Генваря 8 дня, 1836 г.
II
'…Вы можете посетить только гроб мой. Он дождется вашего сердца; хотя и далеко увлечены вы в
