было уныние, страх и ужас, и она не могла понять причину такого состояния. Вдруг кто-то ударил сильно в стену и раздался крик: 'Возьмите убитого!..' В комнату вскоре внесли Машурина, бывшего при последнем издыхании. На Пятницком мосту злодеи, сторожившие другую жертву, убили его по ошибке. В нем оставалось еще немного жизни; он был в памяти. Успели позвать священника, особоровали отходящего и приобщили. Взором простившись со всеми, неповинно убитый тихо скончался.
Ужасно было состояние молодой вдовы; самой печали она не смела предаться, чтоб не повредить той жизни, которую носила в себе и о которой получила такое предсказание…
Наконец, родился у нее сын, нареченный Георгием, пришедший в мир среди такой великой скорби.
Через год по смерти мужа родные предложили вдове выйти замуж за хорошего человека, ими выбранного, но она отвечала им: 'Промысл Божий свят, Ему угодно было взять от меня мужа и дать мне сына. Любовь к супругу моему не пресеклась во мне со смертию его. Соблюсти верность ему и воспитать детей — вот о чем я помышляю'.
Вдова, у которой с миром не оставалось ничего общего, покинула город, выстроила себе дом в уединенном месте, у Татарских гор, близ храма святителя Николая, в недальнем расстоянии от кладбища, где лежал ее муж, и в этом доме поселилась со своими детьми. Часто ходила она на могилу, служа панихиды, и детей брала с собою. Эти посещения исполняли ее такой скорбью, что часто изнемогала она от плача, и нищие на руках относили ее домой. Эти горькие слезы проливала она до тех пор, пока не получила от мужа извещение. Он явился к ней во сне и сказал: 'Не плачь обо мне — мне там очень хорошо: вот какая у нас там пища'. При этом он подал жене из своих рук что-то сладкое, и неизъяснимое ощущение блаженства сошло на нее. С тех пор слезы ее стали радостны.
Дети продолжали плакать на могиле отца.
— О чем вы плачете, — сказала вдова старшей дочери, — когда посланы мне от Бога на утешение!
— Ах, маменька, — отвечала та, — как не плакать нам, что мы остались здесь. Папенька в раю, ему хорошо там. Когда же мы пойдем к нему?
— Молитесь Богу, — учила мать, — чтоб была над нами Его святая воля. Он возьмет нас, когда Ему будет угодно. Любите Его, творите Его заповеди, и Он не оставит милостью. Не плачьте же, а благодарите Бога.
Сама творя милостыню, она приучала к тому и детей. Дав им несколько денег и объяснив им, что деньги эти — их собственные, она старалась расположить детей так, чтобы они раздавали эти деньги ради Христа. Она говорила днтям, что все, что есть у человека, принадлежит не ему, а вверено от Бога, во всем взыщется ответ.
Сестра Георгия жила недолго, — скоро он остался один у своей матери, предметом ее неусыпных забот. Георгий всегда сопровождал мать свою в церковь, и, по возвращении, она спрашивала его, какое чтение из апостола и евангелия было в церкви, при чем объясняла непонятое им; если он был не внимателен в церкви, она ставила его на поклоны и не позволяла обедать с собой.
С наступлением отрочества, мать пригласила к сыну наставников, — но продолжала сама руководить им. Он учился хорошо, в поведении был тих и послушен и любил уединение. Игр с сверстниками избегал, читал священные книги, а в праздничные дни, вернувшись из церкви, старался прежде чем идти к столу, найти время для размышления.
Так прошли годы воспитания Георгия. Наступила юность: ему исполнилось 18 лет. Мать не решилась держать его долее при себе, когда его звал долг дворянской службы. С великою грустью, хотя и с надеждой, что заложенными в душе началами сын ее достаточно укреплен против соблазнов мира, она отпустила его в военную службу. Прощаясь с сыном, мать чувствовала, что более с ним не увидится, и потому разлука казалась еще тяжелее. Заклиная Георгия остаться верным учению Христову, мать сказала ему: 'Исполнив назначение мое здесь на земле, я скоро отойду к родителю твоему. Утешаюсь несомненною надеждою, что, по благости Божией, ты по конец жизни пребудешь тверд в вере и учении Христа Спасителя. Помни, что это единственный путь, которым мы можем соединиться в вечности'.
Георгий поступил в Лубенский гусарский полк юнкером: вскоре затем он получил известие о кончине матери, и остался совершенно одиноким. По производстве в корнеты, он был переведен в Казанский драгунский полк. Находясь на службе, Георгий не изменил привычек своей юности, и твердо удалялся от таких развлечений, которых не мог одобрить… Несмотря на такую самостоятельность среди товарищей, он был ими ценим, как впоследствии рассказывал его начальник, генерал Кологривов.
В свободное время Георгий старался уединиться, читал священное Писание, углубляясь в размышления. Ночью он любил ходить за город, на кладбище, и там думал о суетности быстро преходящей человеческой жизни. Тогда находило на него молитвенное настроение, которому он отдавался. Он отыскивал благочестивых людей, и в беседах искал поучения. Так прошли десять лет его службы.
Пламенная любовь к Богу, начавшаяся с детства, охватывала Георгия все сильнее и сильнее; мирские обязанности, вынужденные отношения с людьми сильно тяготили его; новая жизнь, проникнутая одним духом и одною мыслю о Боге, звала его к себе, и в 1818 г. Георгий, с чином поручика, оставил службу.
7-го сентября 1818 г., накануне праздника Рождества Пресвятой Богородицы, Георгий прибыл в Задонскую обитель и вступил в нее послушником. Ему было 29 лет.
С великою ревностью исполнял он обеты послушания, находясь в постоянной молитве, трудах и посте. Особенно старался он соблюдать безмолвие; в храме он не только не говорил, но и не отвечал на вопросы, так что некоторые в посмешище называли его немым.
Однажды настоятель монастыря, стоя за обедней в алтаре, упомянул о Георгии одному полковнику, которому захотелось видеть его, и, по просьбе гостя, настоятель послал за Георгием, отправлявшим в то время послушание у свечного ящика; затем объяснил ему, что полковник хочет с ним познакомиться.
Но послушник упал в ноги своему начальнику и со слезами сказал: 'Прости меня, отче. Я пришел сюда плакать о грехах моих. В святилище Божием одержимый страхом, я не осмеливаюсь говорить праздное на вред душе моей'.
Один старый монах, который не знал еще Георгия, встретив его, спросил, может ли он нарубить ему дров. Георгий немедленно взяв топор, сказал только: 'Благословите!' — и принялся за работу. Но непривычное дело не спорилось. Монах слышал долго звук топора, а, выйдя на крыльцо, увидал, что дров почти еще нет. Посмотрев еще на Георгия, монах догадался и сказал: 'Ты, видно, из дворян, что не умеешь владеть топором; уморился понапрасну. Оставь'. Георгий поклонился в пояс и пошел к себе.
С первым ударом колокола являясь в церковь и с горящим сердцем стоя во время службы, Георгий скорбел, когда некоторые из присутствующих своею рассеянностью мешали ему углубиться. Со слезами просил он у Бога, когда возвращался в келлию, исправить нерадивых. Эти обстоятельства навели его на мысль перейти в другое место. Не решаясь открыться никому в монастыре, Георгий пошел к отцу Иоанну, Елецкому священнику, которого многие уважали. Скрывая свои добродетели, о. Иоанн носил подвиги юродства — служил часто молебны в ночное время и со звоном, жил в чулане, ночевал в притворе. Отец Иоанн, раньше не видавший Георгия, выбежал к нему на крыльцо и сказал: 'А я, брат, сейчас только отслужил молебен со звоном Пресвятой Богородице. Она не велит монахам давать наставления, особенно смущенным и хотящим оставить свой монастырь. Ступай, брат, ступай! У вас есть схимник Агапит. Он тебе скажет, что делать'. Тут он запел 'Святым Духом всяка душа живится' — и спрятался в свой чулан.
По совету схимника, Георгий остался в Задонске. Вскоре он заболел; недуг длился полгода. Придя после болезни в церковь, он опять был повергнут в великую скорбь неблагоговейным поведешем стоящих в храме.
Приблизительно чрез год по вступлении в монастырь, Георгий затворился в тесной самой худшей келлии. Она была каменная, закрыта со всех сторон, и в летнее время в ней был очень тяжелый воздух. От сырости в ней завелось множество насекомых. Зимой же она промерзала. Терпя в этом жилье тесноту, холод и удушливость, испытывая недоброжелательство приставленных к нему келейных, которых обязанность состояла лишь в подаче ему пищи, что они исполняли нерадиво, — Георгий начал жестокую жизнь.
Вот дневное правило его: Ночью — Полунощница, Помянник, поклоны с молитвами Иисусовыми,
