путь изгнания, стараясь греть страдающих, обличать несправедливости сильных земли.
Труден путь этот, и немного истинных 'Христа ради юродивых' насчитывает Православная Церковь. Но все они были одарены величайшими дарами благодати.
Великий Царьградский Андрей Христа ради юродивый был свидетелем того явления Богоматери, в память которого установлен праздник Покрова. Московский Василий Блаженный, бесстрашный обличитель Грозного, еще при жизни являлся, будучи в Москве, на Каспийском море, спасая от гибели во время бури Персидских куппов, узнавших его позже, когда они пришли в Москву. Находясь в царских палатах, заливал пожар в Новгороде[15].
К лицам, спасавшимся путем искреннего юродства принадлежит и схороненный в Задонске Антоний Алексеевич.
Он родился в бедном селении Задонского уезда, Клиновом, в семье крепостных — Алексея и Екатерины Монкиных.
Когда ему было семь лет, он во время сильной бури, разразившейся над Клиновым, пропал из родительского дома и найден был чрез три недели в поле у ручья, где он питался это время росшим на берегу горохом. Когда его стали расспрашивать, зачем он скрылся — он или молчал, или отвечал совсем неподходящее. Тем началась его жизнь юродивого, продолжавшаяся свыше ста лет.
Когда он пришел в возраст, отчим заставлял его обрабатывать землю, и за неумение жестоко бил его, а, когда мать Антония умерла, то и вовсе выгнал пасынка из дому, так что тот остался без крова. Его взял к себе его племянник. Антоний часто ходил в соседние села и деревни, иногда для молитвы на целый месяц уединялся в лесу, иногда ходил в Задонский монастырь.
Однажды ночью, идя по лесу, он был окружен стаею волков, и, вынув из-за пазухи бывший там хлеб, стал спокойно кормить их. Но один волк бросился на него и искусал ему икру левой ноги. Добредя до дому, он спросил тряпку, насыпал на нее земли, привязал этот самодельный пластырь к ране, и рану затянуло; только на всю жизнь остался шрам.
Недоступная для людей духовная жизнь Антония Алексеевича, его невидные людям подвиги дали ему великие дары.
Антоний Алексеевич, каким знали его в последние его десятилетия задонские богомольцы, был сгорбленный древний старик с выразительными чертами лица. Одевался он в русский кафтан из толстого белого сукна, подпоясывался красным кушаком, носил на ногах суконные онучи и кожаные коты. Не раздеваясь и не разуваясь ни днем, ни ночью, он ходил всегда с набитыми у пазухи различными предметами; и давал встречным, вынимая из-за пазухи, — кому камень, кому огурец, кому хлеб. Вполне равнодушный к деньгам, он едва ли и цену им знал. Раз отправившись покупать рукавицы, он отдал за них 28 рублей и, показывая их, радостно говорил: 'За серебряные-то'.
Занятый стремлешем к внутренней, душевной чистоте, Антоний Алексеевич не обращал внимания на внешность. Как-то он попросил одного дьячка подвезти его. Дьячок заметил у него на чекмене грязное пятно и мысленно осудил его нечистоплотность. В ту же минуту блаженный нагнулся к уху дьячка и тихо сказал ему: 'Пускай будет чекмень замаран, лишь бы не душа!'
Летом Антония Алексеевича постоянно можно было встретить на монастырском дворе. Его всегда окружала тут толпа богомольцев, которые желали получить от него что-нибудь на благословение или слышать от него какое-нибудь слово.
Вот два примера обращения его с народом.
Шли на богомолье в Задонск две женщины. Одна из них считала себя великою грешницею, так как в ее жизни было одно большое греховное дело, преступная любовь. Другая же почитала себя за честную, хорошую, примерную женщину. Она жила в согласии с мужем; был у нее большой порок — суеверие, но это заблуждение нисколько не беспокоило ее и не умаляло ее высокого о самой себе мнения.
Приближаясь к Задонску, он разговорились так.
— Вот, — сказала та, которая почитала себя грешницею, — идем мы ко святому месту, а как мне недостойной туда показаться? Ведь я в каком тяжком грехе! Молитва моя будет ли принята Богом?
— А за мною — так на совести ничего нет, — сказала другая. — Благодарю Бога, мне нечем себя особенно попрекнуть. Живу по закону, как следует, совесть моя спокойна.
В таких чувствах подошли он к Задонску и вошли в город. Им навстречу идет Антоний Алексеевич.
— Здравстуйте, — говорит он им: — пойдите сюда. Я вот вам задам работу. Ты, грешница, найди мне большой камень — такой, какой поднять сил хватит, и принеси его ко мне… А ты, праведница, тоже принеси мне каменьев — сколько снесешь, только все мелкими набери.
Женщины исполнили приказание старца. Принесши камни, одна сложила свой большой, другая высыпала из мешка свои мелкие к его ногам.
— Хорошо, — сказал старец. — Теперь сделайте вот что! Вернитесь на те места, где вы взяли камни, и положите их так, чтоб всякий пришелся на том самом местечке, на каком прежде лежал.
Женщина, принесшая тяжелый большой камень, легко нашла то место, с которого взяла его, и сложила его как раз в гнездо, которое он образовал своим лежанием… Но совсем не то пришлось делать другой. Так как камни ее были мелкие, и она набирала их из многих лежавших по бокам дороги кучек, то, конечно, она перезабыла все те места, где они лежали, и тщетно ходила, присматриваясь, нет ли каких следов, по которым бы она могла узнать, откуда взяла их… Ничего не сделав, она с тем же полным мешком вернулась к старцу, между тем как другая женщина уже давно стояла спокойно пред ним.
— Все места растеряла, ни одного не могла положить на свое место, — сказала смущенная женщина юродивому.
— Ну, послушай меня теперь, — сказал старец. — Вы шли сюда и говорили о своей жизни. Та осуждала себя и каялась, а ты хвалила себя и превозносилась. А обе вы одинаково грешили, обе набрали равный груз грехов. Бывает даже, что человек, сделавший один большой грех, не так обременен нечистотою греховною, как тот, который не совершал тяжких падений, но постоянно грешит мелкими проступками. Вот большой и тяжелый камень эта женщина подняла, принесла ко мне и, запомнив, откуда его взяла, могла положить его на место: так бывает и с большим грехом. Такой грех сильно тяготит душу совестливого человека и не дает душе покоя. Человек окаивает себя, постоянно скорбит о том, что не сумел побороть искушения, сознание греховности глубоко смиряет его, и он может тогда сказать с царем Давидом: Беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну… И, быть может, когда грех давно разрешен милосердым Богом, человек продолжает оплакивать его и нести укоры людей.
Не то бывает с мелкими грехами: человек постоянно грешит, но часто и не хочет понять, как дурно он поступает, а между тем эти, неважные по его мнению, поступки образуют греховную привычку. Постоянно поблажая ей, все меньше и меньше люди склонны видеть свою ошибку, и живут среди мелких, но нераскаянных и закоренелых грехов, не сознавая своего недостоинства, уверенные в своей правоте и осуждая других, хотя и тяжко согрешивших, но кающихся грешников. Так и вы, — обратился старец к женщинам. — Она совершила в своей жизни большой грех, и, идя сюда, каялась, как кается всю свою жизнь. Как тяжелый камень, висит он у нее на шее: она помнит, когда приняла на себя эту ношу и с ужасом вспоминает и проклинает место греха. Видя такое смиренное покаяние, Господь помилует ее и простит ей этот грех… А ты, — обратился он к женщине, считавшей себя чистою, — не имела в жизни таких падений… Но ты не лучше ее, — она, раз поддавшись греху, теперь строго оберегает себя, а ты, точно не боясь согрешить, живешь в небрежении… А сколько у тебя мелких грехов — и не счесть!.. Принимая на себя тот суд, который принадлежит одному Богу, ты судишь и рядишь людей: тот не гож, другой еще хуже, третий не ладен… Как то делают язычники, ты предаешься глупым гаданиям… Упадет у тебя со стола нож, ты кричишь: гости едут! — Верно, что так! Едут на твой крик гости! Да какие? Враги, дьявол к тебе едет! — Не так, родная, надо жить… Натворишь ты за день грехов, которых по гордости и за грехи не считаешь, и до ночи их забудешь. Не перечесть всех твоих грехов, и, заставь тебя теперь припоминать, объяснять, чем грешна, так их у тебя так много, что и сама не упомнишь, как и когда грешила. И тянут они тебя к низу не менее грузно, как тяжесть одного смертного греха. Все мы грешны, все окаянны. Все погибнем, если не помилует нас неизреченное милосердие Божие.
Конечно, такое наставление произвело благотворное действие на обеих женщин: смягчило горечь раскаяния одной и смирило другую.
Шла к святителю Тихону на богомолье одна женщина, гонимая свекровью. Не взлюбила ее свекровь,
