за которые можно было бы ухватиться, и рука Сета схватила пустоту. В следующее мгновение в арке уже никого не было.
Состояние полной опустошенности. Мес привалился к своему соседу, и тот поддержал его.
— Наберись сил. Еще не все.
Мес выпрямился. Безволие уже отпустило его. Он взглянул на того и твердо сказал:
— Я тоже пойду. Прощай, Харон!
Тот посмотрел на него с изумлением, но потом несколько раз кивнул и протянул руку.
— Я буду скучать, — сказал он. — Сильно скучать. До скорого, Киллений.
Они пожали руки друг другу, и Мес перешагнул через ручеек. И услыхал за своей спиной треск. Оглянувшись, он увидел, что на одинаковом расстоянии друг от друга стоят Штумпф и Браганса. Последний бросился к Месу и закричал:
— Не уходи! Дай мне руку, чтобы я мог вытащить тебя!
И за его спиной неподвижно стоящий Штумпф, уже не дергающийся в непрестанной лихорадке, не юлящий от нетерпения, улыбнулся и покачал головой:
— Иди, Гермес.
Мес улыбнулся ему в ответ. Браганса вскрикнул. Было видно, как он хочет броситься к Месу, удержать его.
Но Мес уже отворачивался от них. Напоследок он увидел, как Харон поклонился ему. Услышал крик Брагансы «Нет!» и слова Штумпфа «Иди!». Увидел перед собой неотвратимость Входа.
И уже перед тем, как сделать последний шаг, ввергающий его в неизвестность и темь, таящие в себе столько странных догадок, он сказал себе: «Человек — это вера!»
И шаганул. Шагнул.
Александр Писанко
КРИВЫЕ ЗЕРКАЛА ПУСТЫНИ…
…Они уже несколько суток шли по какому-то огромному, удивительно ровному, уходящему в бескрайнюю даль полю. Спереди и сзади их окружали странные лепестки гигантских цветов невообразимых, фантастических расцветок. Но вдруг все помутнело, вздулось красными пузырями, забурлило кровавой пеной — и они неожиданно ступили своими неимоверно тяжелыми подошвами старинных допотопных сапог на зыбкий сухой песок. По бокам враз возникшей пустыни тотчас выросли будто из-под земли причудливые, высокие, словно стволы столетних деревьев, зеркально-белые пластины. А в них — четкие, вытянутые до облаков отражения. И это были они. Только обезображенные, страшные. Будто искаженные специально чьей-то умелой и жестокой рукой. Пальцы-щупальца этих ужасных гигантов судорожно дернулись, извились в угрожающей пляске, затем резко вытянулись и — вышли наружу, за полотно этих странных зеркал. На секунду замерли, будто высматривая свои жертвы, затем рывком ринулись вперед, навстречу изнеможенным путникам — и тотчас сорвали с них кислородные маски… Ленц истерично завопил, бросился назад, принялся рьяно отбиваться от извивающихся перед его перекошенным от панического ужаса лицом змееподобных рук. Но вдруг споткнулся и упал. К горлу сразу же подкатил тошнотворный зуд — он почувствовал удушье; воздуху оставалось все меньше и меньше, и сознание вот- вот собиралось покинуть его и… и тут он проснулся.
Ленц еще не успел продрать глаза и окончательно сбросить с себя путы кошмарного сна, как раздался сильный, оглушительный грохот, — сфероуплотнительная стена завибрировала, помутнела и… растворилась в пугающей бездне огромного черного пространства. Искрящиеся завихрастые змейки далеких звездных туманностей тотчас вспыхнули, враз приблизились, но затем так же стремительно отступили назад и замерли вдалеке, плотно прикрыв своим серебристо-мерцающим покрывалом безмерную пропасть холодного равнодушного пространства.
Однако Ленц все же каким-то чудом успел включить индивидуальную защиту — и ему не суждено было обжечься смертельной стужей открытого космоса.
— Т-фу, ты б… будь оно неладно! — зло выругался он и непроизвольным движением руки попытался стереть маленькие бисеринки пота, вдруг выступившие на лбу, как только его ошеломленный мозг окончательно осознал, что находился всего на какой-то мизерный волосок от неминуемой гибели. Но встретив гладко-твердый невидимый щит спрессованного гиперполя в двух сантиметрах от своего тела, опять что-то буркнул — но уже без раздражения, а устало и, скорее всего, машинально, по инерции; потом дотянулся чуть потяжелевшей рукой до слабо светящихся разноцветных точек на груди своего невидимого скафандра и легонько ткнул пальцем одну из них. А когда почувствовал освежающую прохладу на бледном, закаменелом лице, облегченно вздохнул и устало откинулся на спинку своего удобно облегающего тело штурманского кресла.
Автоматы сработали четко. Через двадцать секунд огромная пробоина во внешнем корпусе грузового галактического лайнера была задраена. Давление в отсеке восстановилось, и все приборы показывали норму. Однако Ленц не спешил убирать с себя полеоскафандр. Он снова тщательно осмотрел все показатели жизнеобеспечивающих систем — и опять не нашел ничего подозрительного.
Космолетчик встал, задумчиво поджал губы, монотонно покачался на носках и пятках, затем подошел к только что восстановленному борту звездолета, осторожно провел своей заскорузлой ладошкой по его новенькой шероховатой поверхности — и вдруг понял в чем сомневался. Сразу же после метеоритной атаки у него должна была автоматически включиться индивидуальная защитная система. Но этого не произошло. Почему? Почему полеоскафандр не включился?!.
Ленц вновь с утроенным вниманием оглядел панель датчиков — и снова не уловил никаких отклонений. Потом подошел к своему пульту, сел напротив, закинул голову назад и, прикрыв глаза, задумался; после повернулся к соседнему пустующему креслу, печально посмотрел на его воздушно-мягкое пенометаллическое сидение, вздохнул и тихо пробубнил себе под нос:
— Извини, Андрей, но придется тебя будить…
Через час его единственный сотоварищ по галактрейсу, а по уставу — пилот-командир грузотехнического звездолета из серии галактических суперлайнеров гиперпространственного хода, вышел из восстановительного блока реабилитации довольно-таки свежим и, казалось, даже чуть помолодевшим. Время, проведенное в анабиоз-блоке, давало, как правило, только положительные результаты.
Он подошел своей обычной, слегка раскачивающейся походкой к экран-камере центрального головизора и, заполнив раскрасневшимися от ионного душа лицом чуть ли ни половину его огромного выпуклого поля, — во всю переднюю перегородку штурманской рубки, — хрипло, с недовольной миной, обронил:
— Ну что там у тебя стряслось?
— Иди сюда, здесь все и объясню. — И перед тем, как выключить головизор, хмуро добавил, словно только сейчас вспомнив: — Да, не забудь подсоединиться к своему полеоскафандру…
Уже на потухающем экране можно было отчетливо заметить, как у командира слегка взметнулись от удивления брови.
— Ну что там у тебя?.. — повторил он две минуты спустя, усаживаясь в свое кресло и бегло оглядывая помигивающие датчики.
— Во-первых, здравствуй, — буркнул Ленц. Тот усмехнулся, кивнул и поинтересовался:
— А во-вторых?
— А во-вторых… — Он чуть помедлил, а затем, как бы нехотя, закончил: — А во-вторых, происходит какая-то чертовщина в контрольной механике.
— С чего ты взял? — Андрей внимательно посмотрел на своего товарища.
— Не сработала предохранительная система моего полеоскафандра.
