обретающийся под видом культурника-кооператора. Эх, какой же я наивняк. Развесил уши под Хайяма, расчувствовался. Теперь вот думай, как унести ноги самому, спасти ребят и репутацию. Ведь эти ребятишки со страстными глазами контролируют не только продажу дынь, но и способны организовать в местной печати большой шухер по поводу очередной выходки 'Ласкового мая', не уважающего местное население. Меня взорвало.
— Фиг им! Ничего не дам.
— Ты че, крыша поехала?
— У меня для твоих 'синих' есть клевый сюрприз. Волына такая, может, слышал? Автомат 'Узи'. Знакомые евреи подогнали из Тель-Авива. Бьет, как ишак копытом. Наповал. За секунду тридцать человек завалю.
— Ты че, — непритворно побледнел Рустам, — из самого Тель-Авива? Наповал…
— А ты Разина не знаешь?
Меня понесло.
— Я в прошлом году в Сочах так пятерых отоварил, что приехал министр и вручил значок. Сам понимаешь, за что. Они всей Петровкой не могли их повязать. А твоих лохов я замочу на законных основаниях. Мне за тот случай присвоили звание и дали удостоверение сотрудника шестого управления второго отдела. На цырлах будут ходить.
Спасибо услужливой памяти. Из далекого детдомовского детства она принесла выражения блатной фени, и это придавало моему бреду пугающий характер. Рустам в ужасе пятился к выходу. Он был потрясен. Как говорил некогда товарищ Мао, 'враг отступает, мы наступаем'. Я обрушил на него такую лавину информации о своих победах в битвах с рэкетом, что он был близок к паническому бегству.
Опять хлестаковщина, устало скажет принципиальный читатель.
Увы.
Наша перевернутая жизнь слишком часто ставит меня в такое положение, что честность может показаться жалкой и ненужной Золушкой, а хлестаковщина может стать единственным спасением.
Рустам долго не мог попасть ногами в свои мокасины, а потом гулкая тишина коридора гостиницы 'Узбекистан' нарушилась лязганием дверей лифта. Полагаю, что он помчался докладывать своим боссам о невероятной информации.
Не успел я прийти в себя после психологической перегрузки (подобные трюки, скажу вам, даются нелегко), как поступила следующая информация. К одному из наших подошел прямо на этаже гостиницы человек в светлом костюме-тройке. У него был вполне миролюбивый, даже улыбчивый вид.
— Я старый поклонник 'Ласкового мая'.
— Очень приятно, — ответил мой артист.
— Александр Максимович, — представился незнакомец.
— Вы насчет пригласительного? — устало спросил Сергей Линюк и с недоверием глянул на Александра Максимовича. Ему было далеко за сорок. Впрочем, поклонники у нас случаются и такие.
— Да нет, молодой человек, с билетами у меня все в порядке, — он наклонился к Линюку, — вы бы передали Разину… Тут, я слышал, у вас неважные дела. Ожидается, как бы вам это сказать, встреча с нашими рэкетирами.
— Все может быть, — недоуменно произнес Линюк.
— Так вот, мы могли бы помочь избавиться вам от этой неприятности.
— А кто вы?
— Пусть вас не перегружает излишняя информация… Скажем так — группа ваших доброжелателей…
— Хорошо, я передам Разину…
— Не забудьте только сказать, что для этого потребуется десять тысяч. Совсем мелочь, так сказать. Я буду ему звонить.
Растерянный Линюк рассказал мне обо всем этом, и через несколько минут раздался звонок.
Невидимый Александр Максимович был предельно любезен.
— Я давно слежу за вами, за вашим талантом, — мягко говорил он.
— И что же вы выследили? — резко спросил я.
— Андрюша, вы меня не совсем правильно поняли. Вернее, ваш артист неверно истолковал. Мы хотим вам помочь.
— Всего за десять тысяч? — не менее жестко спросил я.
Он неестественно засмеялся.
— Сами понимаете, время такое, всем надо жить — и хорошим людям и плохим. А мы ведь принесем вам немалую пользу. Рэкетиры исчезнут, как призраки, поверьте мне. Мы ведь с вами интеллигентные люди…
— Извините, разговор бесполезен, — оборвал его я.
— В таком случае я не могу гарантировать…
Я бросил трубку.
Значит так… Сперва Рустам, а теперь спаситель в виде европейца Владимира Максимовича. И 'всего за десять тысяч'.
Голова шла кругом.
Я спустился в холл и взял кофе. Среди почтенных толстяков со сверкающими орденами Ленина на бостоновых костюмах не было видно ни одного в кожанках и адидасовских штанах. Лучшие люди местной теневой экономики проводили совещание. Достоинства автомата и моя известность, видимо, внесли серьезные коррективы в простой и ясный план, рожденный под тюбетейками городского отделения 'Союзрэкет'. Кофе по-турецки обжег губы. Что делать? В милицию, действительно, обращаться было бесполезно. На комитет надежд было больше. Но солидно ли отрывать этих людей от ловли шпионов на основе одной дохлой информации, полученной от Рустама? А вдруг все это вообще 'деза', и меня собираются потрошить не 'синие', а какие-нибудь черные. Кто их в этом буйстве красок разберет? Вдруг все это тонкая игра, вроде комбинаций Штирлица, обкручивавшего самых изощренных агентуристов Кальтенбруннера? Хотя какой к черту Штирлиц? Шпионить легко, а вот попробуй в Ташкенте открутиться от липких и мускулистых рук… Кофе обжигал губы, я даже поперхнулся от боли. И вдруг расхохотался.
— Зачем смеешься? — покосилась на меня продавец из сувенирного ларька, — некрасиво над женщиной смеяться, нехорошо.
Шаровидная продавщица, наверное, подумала, что я скептически отнесся к ее откровенным формам.
— Нет, ханум, я смеюсь над собой, — смирно покаялся я, растянув рот в самой широкой улыбке, на которую был способен.
— Тогда ничего, — прониклась ханум и интимным шепотом поинтересовалась:
— Одеколон 'Арамис' не нужен?
— Не нужен, — шалея от радости, закричал я, — мне нужен чай или кофе.
— Это на этаже, — потеряла ко мне интерес величественная дама. А я мысленно захлопал в ладоши. Вот оно, спасение, в горяченьком. Ведь все мое оружие перед лицом надвигающейся угрозы составлял гребешок. На хилое воинство 'Ласкового мая' надежд было мало. Спасти могло лишь какое-нибудь оружие массового поражения. Кипяток! Будем ошпаривать гадов!
Военный совет я провел с Мишей Сухомлиновым. Этот бесстрашный девятиклассник обладает бойцовским характером. Еще не дослушав меня, он предложил отправиться на Алайский рынок и прикупить дюжину узбекских ножей. Но, поразмыслив, согласился, что в рукопашной схватке с профи у нас нулевой шанс. Уяснив боевое задание, виртуоз-клавишник и кумир восьмиклассниц помчался по этажам клянчить у горничных чайники. За кипятильниками в хозмаг отправился Андрюша Гуров. Короче говоря, материальная база была создана, и на концерт мы отправились в приподнятом настроении. Уверен, что каждый при этом прокручивал возможные фрагменты схватки. В эту минуту я гордился 'Ласковым маем'. Все ж таки нас, артистов, голыми руками не возьмешь!
В перерыве между концертами за кулисами заметались какие-то шустрые ребята с фиксами. Я сразу определил — разведка. Могучие пожарницы, как гиены набрасывающиеся на чудом проникающих в запретную зону фанаток, при виде фиксатых моментально забились в какие-то темные углы.
