бригадира-трубоукладчика из Надыма, не давшего мне надорваться на непосильной работе? Или тех ребят- вертолетчиков, которые прилетели за мной в звенящий пятидесятиградусный мороз?! Или врачей, не отходивших от капельницы в реанимационном отделении надымской больницы? Я сейчас все это понимаю совершенно определенно. Да и горький детдомовский опыт, о котором я рассказал всего лишь тысячную часть, тоже научил различать разницу между добром и участливым равнодушием, злобой и ожесточением людей, которым совсем не сладко жилось в семидесятые годы, в благословенном Ставропольском крае. Им руководил тогда М. С. Горбачев, мой земляк. Я очень внимательно слежу за выступлениями своего высокого земляка, сочувствую его тяжелой борьбе с общероссийской рутиной и вспоминаю, как и в годы его руководства краем Ставропольщина оказалась незащищенной от аграрных, культурных и политических экспериментов недавней эпохи. Пишу это не в укор. Скажу лишь, что так называемый феномен 'Ласкового мая' — беспрецедентная популярность модели поведения и образа мысли, которую мы предлагаем молодежи, — отнюдь не спонтанный, а итог пережитого и осмысленного мной. В том числе, и в дни, когда под серым дождем я тянул надымскую трубу, когда, обнимая продрогшими руками красную от жара печку, шептал стихи, рожденные здесь же, когда карабкался от забытья к жизни в пустой палате больницы, засыпанной по самые окна холодным безучастным снегом великой стройки коммунизма.
Из больницы я вышел, опираясь рукой на заборы и чахлые деревца поселка. Главврач предложил мне перезимовать, но возможное сытое безделье пугало меня гораздо больше возвращения к трубе. Но вернулся я не к ней, а был направлен на высокую должность каменщика на строительство газоперерабатывающего завода, который возводило наше СМУ 'Северо-трубопроводстрой'.
Моя книга — о жизни и творчестве, а не о технологии строительства трубопроводов и топливных предприятий. Я скажу лишь: когда взорвался блок на Чернобыльской АЭС, я с горечью подумал, что это просто чудо, что не взлетели на воздух сотни аналогичных предприятий. Ведь к супертехнологии у нас допущены люди, не видящее особой разницы между строительством и эксплуатацией котельной на буром угле и ядерным реактором. Кто строил газоперерабатывающий завод? Опять же — любители, 'искатели мест, и почтенный старик и вдовица'. Соответственно и строили. Среди мата-перемата, под веселые анекдоты и скрежет японских подъемных кранов, которые выдерживали — самое большее — месяц, а потом бесславно складывали свои точеные шеи. Самое удивительное, что цеха росли, начинялись сложной техникой, которую монтировали летучие отряды вороватых монтажников и даже давали (и дают!) какую-то народнохозяйственную продукцию. Но поверьте, я не удивлюсь, если в очередной раз прочитаю в 'Правде' соболезнующую заметку 'От советского правительства'. Все делалось так халтурно, что объяснить фантастические результаты можно было лишь ссылками на загадочную славянскую душу, которая непостижимым образом вселяется в производное наших рук. Дымят заводы, блестят под солнышком трубопроводы. Но время от времени происходит закономерное. Ведь тогда под Уфой взорвался продуктопровод (это ж надо придумать такое слово, сколько штанов протереть, чтобы родить эту изысканную метафору?! Спасибо поэтам из Миннефтепрома!), построенный моими собригадниками или теми, кто приехал на наше место. Глядя в программе 'Время' на сожженных детей, я вспоминал пустую говорильню на планерках, заклинания секретаря парткома и полнейшую безответственность слесарей, 'сварных', приемщиков ОТК и тысяч начальников, получивших ордена за аккордный труд.
Труппа Надымского театра на гастролях. Второй слева — режиссер театра Андрей Разин
Так же строился и Надымский ГПЗ. Спорить мне надоело, плетью обуха не перешибешь, мой детдомовский трудовой фанатизм выглядел смешным, в работу я втянулся и, несмотря на шок, полученный в тундре, боли от надрыва живота, считался в бригаде авторитетным каменщиком. К тому же бесконечная зима все-таки отвалила на Таймыр, а у нас закурлыкали гуси и появилось солнышко. Я достал из чемодана дневник, накупил по случаю общих тетрадок, опять вернулся к своим стихам и даже попробовал написать рассказ о Севере. Откуда-то из пещер мозжечка вновь вернулись слова, не маты, а нормальные человеческие слова; вновь глядя на какой-нибудь стланик, я стал видеть в нем не просто материал для костра, а некий об раз существа, борющегося за жизнь с землей, которая не создана для жизни. Вновь все стало для меня образным, многоукладным, исполненным тайного смысла. И в один прекрасный день я решил, что должен всем этим поделиться со своими товарищами. В нашем промерзлом бараке была комната, которую вполне можно было бы оборудовать под зрительный зал, поставить спектакль. Наброски пьесы у меня были — пару ночей, и двухактовка получилась. Правда, совсем не верилось, что моя сумасбродная идея найдет поддержку у начальника 'Северотрубопроводстроя', совершенно замордованного темпами и высокими комиссиями, для которых нужно было еженедельно отряжать экспедиции для убоя оленей и глушения нельмы в хрустальных озерах. Но начальник оказался приличным человеком, питерянином, не чуждым меценатства
— Давай, Андрей, быть может, появится свой приполярный Станиславский. Не все ж режиссерам на Севере валить лес. Короче, освобождаю тебя от работы, сохраняю среднюю зарплату, дуй в кадры и сколачивай труппу. А то совсем оскотинятся, понимаешь.
В отделе кадров меня убили. Оказывается, среди безликих шабашников пряталось пять профессиональных актеров, да каких! Выпускники Щукинки, ВГИКа! Все они, конечно, были неудачники, не умеющие пройти мимо стакана, но священный огонь Мельпомены тлел в их полубичевских душах. Они были в восторге и смотрели на меня, как артисты массовки на Ивана Пудовкина. Они даже прощали мне некоторые несообразия, вроде намерения ввести в пьесу из жизни северных строителей оккультизма. Они помогали мне и работали иступленно. Один, Сева, объехавший все драмтеатры средней полосы России, игравший короля Лира, Зилова и даже злых волшебников на детских утренниках, закончивший 'творческий путь' бетонщиком четвертого разряда, сказал мне в порыве актерской нежности:
— Андрей, я изучал систему Станиславского, а теперь вижу, что есть система Разина.
И поклялся по-местному:
— Век свободы не видать.
Как было не поверить?
Я не очень люблю читать сегодня газету 'Правда'. Во всяком случае, не являюсь подписчиком. Но вот эту заметочку, пожелтевшую и ломкую, храню вместе с другими детдомовскими реликвиями. Привожу ее полностью, потому что считаю началом отсчета своего движения по главной дороге жизни: 'Премьера на магистрали. Надым (Ямало-Ненецкий автономный округ). (Корр. 'Правды' В. Лисин). В общежитии № 2 треста 'Северотрубопроводстрой', прокладывающего головной участок экспортной магистрали Уренгой- Помары-Ужгород, состоялась премьера спектакля. Постановка подготовлена коллективом Надымского городского театра-студии. Участники показали сатирическую композицию. Спектакль поставил рабочий строительно-монтажного управления № 59 этого треста А.Разин'.
Скромненько и со вкусом. Не правда ли? Спасибо, товарищ Лисин! Обязуюсь при первой же личной встрече пригласить вас на свои концерты.
