Иркутска в Москву. В прокуратуре удивились:
— Такого не знаем. Идите в милицию. В милиции удивились еще больше:
— Идите в прокуратуру.
Грозин-старший прибежал в горком партии, и на следующий день Андрея выпустили с туманным обещанием 'разобраться'.
С Рашидом Дайрабаевым поступили еще круче.
— Если ты не сдашь нам Разина, — сказали ему, — мы тебе создадим курортные условия.
И создали. Бросили Рашида в камеру к педерастам, откуда Рашид смог вырваться только после того как вскрыл себе вены. И все это, уважаемые читатели, происходило не в каком-нибудь ОЗЕРЛАГе времен бериевского беспредела, а в нашем советском следственном изоляторе под пристальным надзором 'законника' Шерешовца. Вообще-то Дайрабаев оказался настоящим мужиком и не опустился до клеветы. Методы Шерешовца и его подручных не сработали. Упечь Разина за решетку оказалось не так-то просто.
И Дзержинская прокуратура отыскала еще одну зацепку. В один прекрасный день на месте Шерешовца оказался другой следователь, который встретил меня так горячо, будто соскучился. Завязалась дружеская беседа.
— А где Шерешовец? — поинтересовался я осторожно.
— Перевели, — беспечно отозвался следователь, — в городскую прокуратуру.
Вот так понизили! Или поощрили?.. Не поймешь…
Через день ко мне пришел Рашид. Похудевший килограммов на двадцать и полностью затравленный. Первое, что он произнес, было слово 'постановление'. Я взял это самое постановление, отпечатанное на фирменном бланке, и прочитал, что 'гражданин Дайрабаев освобожден из-под стражи, а дело против него прекращено ввиду… недоказанности'. Следователь, подписавший это постановление, сказал потрясенному Рашиду:
— Я вас, молодой человек, не сажал, спрашивайте, как вам быть дальше, у Шерешовца.
Но Шерешовец теперь — птица высокого полета, и вряд ли опустится до объяснений и расскажет, по какому праву человека два месяца держали в камере, обрекли на мучения, опозорили. Что для таких следователей-энтузиастов переживания какого-то там Рашида Дайрабаева? Что для них соцзаконность, если они чуть было не раскрыли 'дело века', чуть ли не посадили самого Разина и конфисковали его миллиарды! Грустная история…
С Фоминым, другим моим администратором, товарищи юристы тоже облапошились, но так же сделали все, чтобы списать дело на 'недоразумение' и самим уйти от ответственности.
Странные дела творятся во времена перестройки…
Вот такой сложился для 'Ласкового мая' тот неласковый год. В самых последних числах декабря я пришел в до боли знакомое здание, где мне с радушной улыбкой сказали: 'Мы вам письмецо направили'.
Я уже упоминал о нем в начале — о конверте из прокуратуры Дзержинского района с признанием полного фиаско следствия, абсурдности всех выдвинутых обвинений.
Из всех, с кем я столкнулся в Дзержинской прокуратуре, самым симпатичным был прокурор Севрюгин. Вдумчивый, спокойный, рассудительный человек. И надо так случиться, что именно с ним случилась трагедия, на него обрушился серп разгулявшейся преступности. Летом 1990 года, прямо в служебном кабинете, прокурор был убит каким-то маньяком. Об этом много писали в газетах…
За окном падали невесомые снежинки, сочельник обещал быть насыщенным. Передо мной лежали газеты с результатом 'Хит-парада-89'.
Оказывается, несмотря ни на что, 'Ласковый май' стал абсолютным чемпионом, одиннадцать месяцев возглавляя список популярности.
Но слава — хрупкий сосуд…
Если положить на одну чашу весов нашу популярность, то на другой, например, окажется могучий залп Ленинградского телевидения, произведенный устами обаятельнейшего Александра Невзорова, несколько раз потрясавшего меня невероятными подробностями моей жизни. От него я узнал, что мною украдено полтора миллиона. Из его '600 секунд' выяснил, что я был арестован в одной из Ленинградских гостиниц за фарцовку импортными дамскими трусиками.
Эх, уважаемый Саша Невзоров, до чего же хорошо быть любимцем телевидения и радовать телезрителей разными небылицами! Если бы вы хоть раз представили себя на месте того, в чей адрес была допущена 'ошибочка', вы бы, наверное, решились бы на Поступок. Говорят, раньше в Питере солидные люди их совершали. Когда, пусть невольно, делали нечто некрасивое, то уходили в отставку. Или прилюдно признавались, исправляли допущенное. Но нынче такое, похоже, не в моде.
Я смотрю на 'Хит-парад' и думаю про Юру Филинова. Как хорошо, сидя за редакционным столом, воображать себя вершителем судеб и ревнителем чистоты, прикидываться жрецом от поп-музыки. Красиво и нетрудно. Но как увязать все это с одним маленьким обстоятельством: когда я узнал, что высоко принципиальный журналист Юрий Филинов проводит концерты так называемого 'Ласкового мая-2', созданного оборотистым Мишей Томилиным, кстати, по согласованию все с тем же Веденкиным. Узок круг моих знакомств! После этого я перестал верить жгучему глаголу Филинова. Мне кажется, что и читинской историей, и выступлениями на ТВ, которые моментально опровергались, Филинов оказал медвежью услугу самой популярной молодежной газете страны и лично товарищу
Фронину, которому пришлось потом прибегать к многочисленным объяснениям и всячески отмывать честь печатного мундира.
…Падают снежинки, и я, по старой детской привычке, считаю, что нынешний год обещает быть лучше прошлого, и еще думаю о том, насколько обыкновенная алчность способна искалечить все лучшее в людях. Пока меня терзал Шерешовец, многие знакомые и даже друзья, предвидя мою 'кончину', быстренько бросились делать деньги любыми средствами. О Войтенко я уже сказал. Подговорив детей писать обо мне в органы всякие небылицы, он успел дать несколько 'концертов' под фонограммы 'Ласкового мая' и, наверное, что-то поимел.
Вообще этот прыткий юноша пошел бы далеко, если бы не остановила милиция. Началось следствие… Короче говоря, менеджера из него не получилось, а дни, проведенные в изоляторе временного содержания, еще будут напоминать ему о том, что поговорка 'не рой другому яму' придумана совсем не глупыми людьми…
Но круги от камня, брошенного в 'Ласковый май', до сих пор расходятся по стране. До сих пор легковерные репортеры спрашивают меня о всякой чепухе — кто побил Филинова, например, хотя я уверен, что все это выдумки для рекламы самого Филинова. Или о моих сокровищах. А некоторые филармонические деятели чешут затылки на предмет: предоставлять сцену 'Ласковому маю', или это опасно… Смешные люди. Странное время.
Как я был племянником генсека
Телевизор может сделать человека знаменитым за пять минут. Кто владеет телеэфиром — владеет миром. Даже такие титаны шоу-бизнеса, как Майкл Джексон, трепещут перед телерепортерами и ведущими шоу, потому что стоит им чуть-чуть перекрыть кислород, как кумир будет забыт, а потом и повержен в прах. И наоборот. Если ежевечерне одновременно со ста миллионов домашних экранов вдалбливать в голову и сознание рядового гражданина чей-то простенький образ, то любого безголосого хориста запросто можно сделать идолом. Особенно в наших широтах, где печатному слову и видеоинформации верят не меньше, чем слову Божьему.
Мне очень хотелось увидеть себя на телеэкране.
Когда я понял, что не могу не петь, эта навязчивая идея стала просто преследовать меня. Странно, казалось бы, самое время успокоиться. После службы в армии меня пригласили в колхоз имени Свердлова, знатное хозяйство на Ставропольщине, предложили такую должность, что сверстникам и не снилась, —
