— Скажите мне, — Софья обратилась уже ко всей аудитории, к взрослым и детям, — могли бы вы сейчас читать творения Ефрема Сирина, равно как и творения других почитаемых святых, если бы те, кто записывал за ними их речи, потом переводил их с языка на язык, переносил на бумагу, составлял в книги не обладал большими знаниями.
— Неееет, — сначала робко и тихо, постепенно нарастая загудели дети, а за ними согласно закивали родители. — Это ж каку голову надо иметь… Слыхала, больше тыщщи, сказыват, творений у Ефрема… — гулял по толпе восхищенный шепоток.
— А может быть сам святой Ефрем Сирин не обладал никакими знаниями, а просто взял и из головы пустой создал свои творения?
– Господь! Господь—от на што! — Торжествующе возопил мужичок.
— Вы хотите сказать, что Господь, умилившись Ефремовой святости, не взирая на отсутствие у него дюжего ума вложил в него знания? — Хитро спросила Софья.
Мужик уловил хитринку.
— Без Господа не обошлось дак… Господь мудр, а мы аки дети неразумны перед им… Ересь наводишь. Ефрем — святой. Его рукой господь водил. Господь в него и мысль вселял.
— А вы считаете, что господь будет вселять свою мысль в невежу? Чтобы тот не смог ее ни до кого донести. Вам конечно виднее, но я считаю, что мудрость всегда идет об руку со знанием.
— Так оно, так оно, — бормотал растерянный мужик. — Так то оно так…
— Вас что—то смущает?
Дак а я што говорю, все знания уже до нас получены. Нам—то и нужно чтобы азбуку, да тово, счету маненько, так? — он обернулся к своим спутникам.
— Так да не так. Люди всяко говорят — загомонила сначала тихо и робко, а потом все громче толпа.
Было видно, что разговор Нагорновским людям был крайне интересен, как интересно все новое замкнутой в себе группе людей.
— Творения Ефрема Сирина столь обширны, — продолжала гнуть свою линию Софья, что в большинстве своем не переведены с Сирийского на церковнославянский, уж не то, что на современный русский язык. Это значит, что воспользоваться мудростью, заключенной в них, может только человек, знающий сирийский, ныне не употребляемый, язык. А как быть тем, кто его не знает?
— На господа уповаем… — Опять завел свою песню неугомонный дядька.
— На господа надейся, а сам не плошай. Чтобы что—то узнать, надо учиться. Ребенок берет в руки молоток, бьет по гвоздю, а попадает по пальцу. Если он не будет учиться ремеслу, он никогда им не овладеет. Разве будет Господь, видя его беспомощность сам брать молоток и бить по гвоздю?
Народ засмеялся.
— Нет, Божья помощь не поможет забить ребенку гвоздь. Божья помощь заключается в том, чтобы дать ребенку сил научиться ремеслу. Дать сил. И научиться.
Софья сама ответила на свой вопрос и от этой простой истины как—то просветлело разом в глазах у всех присутствующих.
— Знания умножают мудрость, дают опыт и силы. Знания необходимы. Знания несут свет и разрушают тьму. Так что грех — нести свет или пребывать во тьме и невежестве? Ведь Бог — есть свет, и в Нем нет никакой тьмы. Так сказал святой апостол Иоанн Богослов в первом своем послании.
Все молчали, задумавшись. Несколько пар восхищенных детских глаз уже вовсю пялились на странную учителку, говорящую такие непонятные, но интересные вещи.
— Мы Иоанна—от, Апостола только апокалипсис читам… — еще попытался брякнуть неугомонный мужичонка, но его запшикали и затолкали.
А Софья всю игру крыла с крупной карты.
— Что ж, — продолжила Софья, — выбор за вами. Возможность выбора — это тоже божья воля. А наш урок подходит к концу. Напоследок, я прочту вам стихотворение великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Он написал множество красивых стихов. На написание одного из них его как раз и вдохновила Покаянная молитва Ефрема Сирина. И хотя это стихотворение написано почти 200 лет назад, оно звучит и доныне. Благодаря своей красоте, и благодаря тому, что знание его сохраняется в людской памяти и их сердцах. Вот оно:
Класс молчал. Молчал и я. Действительно, как проста, как доступна истина в устах знающего человека. Не надо шелухи слов, не надо нагромождения смыслов. Достаточно знания и вдохновения. И вот, вместо суесловия, выходят осиянные благодатью строки. Святая молитва, отбросив свою ритуальную форму превращается в певучий стих и находит отклик в сердце. Потеряна форма, но как ясно и чисто содержание.
Потрясенные родители прощаясь выходили из класса, а я стоял под окном и не понимал, каким ветром в эту тихую погоду нанесло в глаза мои песку и отчего они слезятся.
— Да—а–а. А хорошо ить, а!
Я обернулся. Позади меня, подошедший как всегда неслышно, стоял Федос. Он и в этот раз не изменил привычке начинать разговор полувопросом.
— Не ожидал, Витенька, не ожидал.
