обратился к г-ну де Гизу с просьбой дождаться его. Они решили поехать к нему вдвоем, чтобы собрать вокруг себя всех дворян, всех друзей и двинуться по парижским улицам, пытаясь поднять толпу и пробудить в ней решимость снова сооружать баррикады. Однако когда они уже намеревались войти в город, то подумали, что им нелегко будет овладеть воротами Сент-Антуан, дабы — если их план окажется неудачным — свободно скрыться, и что лучше захватить ворота дю Тампль, ибо их проще удержать. Они уже двигались туда, когда им встретился Аржанкур, направлявшийся с поручением от г-на де Гиза: он хотел помешать им, заявив, что г-н де Прален приезжал к г-ну де Гизу от имени Их Величеств, чтобы приказать ему явиться к ним; однако он извинился перед ними и скрылся, чтобы в тот же вечер встретиться с заговорщиками в Суассоне, который считал подходящим для отступления местом.
Сие известие охладило их пыл, они решили, что г-н де Гиз поступил крайне дурно, и, видя, что он отделился от них, не отважились вступить в город, но направились по дороге к Бонди, послав в Париж узнать, что именно там происходит, и особенно о состоянии г-на де Вандома; они также уведомили сапожника Пикара, что готовы войти в Париж с пятью сотнями всадников и что со своей стороны он должен попытаться сопровождать их, поднимая народ на улицах, как он умеет это делать.
Сразу после ареста Господина Принца большая толпа дворян явилась в Лувр, стараясь попасться на глаза Их Величествам и засвидетельствовать им свою верность. Кто-то поступал искренне, кто-то — исходя из совершенно иных намерений, однако не было ни одного человека, кто не одобрил бы поступка Ее Величества; многие уверяли, что завидуют счастливой судьбе г-на де Темина, коему довелось принять участие в осуществлении сего замысла; однако на самом деле двор был настолько развращен, что трудно было найти кого-то, действительно готового спасти государство своей верностью и мужеством.
Ни герцог де Гиз, ни его брат, кардинал, не осмелились явиться туда, но отправили в Лувр принца де Жуанвиля144, чтобы заявить о своем почтении и убедить Их Величества, что не относятся к тем, кого необходимо арестовать. Он не упустил случая всячески заверить Их Величества в отношении своих братьев и себя самого. Королева, будучи по складу натуры довольно серьезным человеком, мало расположенным к ласковым жестам, к тому же устав от суеты, царившей в Лувре, и накала страстей, причиной коих она была, ничего не ответила и держалась холодно. По всей видимости, подобное обращение должно было встревожить пославших его, посему Ее Величество отправила сказать г-ну де Пралену, что знает его как близкого друга г-на де Гиза и поручает ему отправиться к герцогу и заверить и его, и братьев г-на де Гиза, что Король не сомневается в них, считая их своими верными слугами. Это известие привело герцога де Гиза в его обыкновенное состояние нерешительности и помешало окончательно встать на сторону остальных принцев, а также отправить к ним человека с просьбой собраться у него; теперь он хотел, чтобы принцы действовали без его участия. Однако то, о чем он просил их, нарушило их замысел вступить в Париж, где, если бы их план удался, они, вероятно, смогли бы разжечь народное недовольство: не хватало только главаря, готового подать сигнал к действию.
Г-жа Принцесса де Конде, мать Господина Принца, пожелала уехать из своего особняка и добралась до моста Нотр-Дам, призывая людей браться за оружие и крича, что маршал д’Анкр приказал убить принца де Конде, ее сына. Все внимали ее словам с удивлением и жалостью; однако она была одна и потому не сумела внушить народу смелость подняться в поддержку Принца. Сапожник Пикар, ободренный словами принцев, достиг некоторых результатов и попытался устроить волнение в своем собственном квартале; но поскольку не нашлось ни одного знатного человека, готового возглавить толпу, буря, которую он поднял, обрушилась только на особняк маршала д’Анкра и на дом его секретаря Корбинелли, подвергшиеся яростному нападению и разграблению: от них осталась лишь груда камней и бревен; грабеж продолжался весь следующий день; несмотря на это, в Париже был наведен порядок, огонь мятежа потушен, и к людям вернулось здравомыслие; ибо, во-первых, Королева отправила в парламент известие о случившемся, а также послала от имени Короля нескольких дворян с тем, чтобы они проехали по улицам Парижа, предотвращая беспорядки; гражданскому судье было приказано усмирить толпу, убедив людей, что Господину Принцу ничего не угрожает, что ему не собираются чинить зло и что в его отношении приняты лишь некоторые необходимые меры.
Несмотря на то что г-н де Гиз отказал господам де Майенну и де Буйону в их желании собраться у него, дабы обсудить положение, он тем не менее решил в тот же день покинуть Париж и отправился в Суассон так быстро, что прибыл туда самым первым.
При дворе подумали, что г-н де Прален поступил вопреки отданному приказу и вместо того, чтобы от лица Их Величеств уверить г-на де Гиза, что тот может быть совершенно спокоен, г-н де Прален, напротив, посоветовал ему скрыться, досадуя, что не ему, а г-ну де Темину поручили арестовать Господина Принца. Большее основание думать так давало вопреки обычной зависти придворных, всегда неискренних, то обстоятельство, что г-да де Гизы уехали сразу же после того, как г-н де Прален поговорил с ними, а также то, что обе г-жи де Гиз, мать и супруга, а также Принцесса де Конти заявляли, что бежали только из опасения, что против них плетутся сети; одна из них раскрыла Барбену, что однажды наступит день, когда она назовет того, кто дал им совет удалиться, и что он поверит ей больше, чем кому бы то ни было.
Г-н де Вандом скрылся еще раньше. Королеве сообщили, что, как только Господин Принц был арестован, тот организовал у себя несколько собраний. Сен-Жеран оказался одним из тех, кто рассказал это Королеве, некоторые другие, самые доверенные лица, также вызвались лично участвовать в аресте; им был отдан приказ, но г-н де Вандом опередил их, уйдя через заднюю дверь, и удалился в большой спешке. Его некоторое время преследовали; однако его желание спастись оказалось сильнее, поэтому преследователи не смогли его схватить; он добрался до Вернея в Перше, принадлежавшего ему, и оттуда отправился в Ла- Фер. Некоторые подозревали, что отправленный за ним вдогонку Сен-Жеран подсказал ему, что нужно выйти с другой стороны дома, который был окружен.
Он был единственным, кого отправила Королева, поверив, что г-да де Майенн и де Буйон спаслись бегством слишком быстро, чтобы оказаться раненными. А что касается г-на де Гиза, то поскольку она не имела ни малейшего намерения арестовывать его, то не стала и преследовать, ибо он был одним из сообщивших Их Величествам об опасности, а также потому, что она не хотела нападать сразу на многих и хорошо знала, что если ветреность этого принца и заставляет его прислушиваться к дурным советам других, то она же является препятствием к заключению с ними союзов: многие из влиятельных людей, несмотря на свое любопытство, тем не менее служили Королю.
Г-жа Графиня145 заставила уехать и своего сына146, поэтому двор опустел, лишившись многих вельмож, а вокруг Короля почти не оказалось принцев.
Рошфор, фаворит Господина Принца, призвал к себе Ле Менийе и удалился в Шинон, дабы затвориться там со слугами Господина Принца, способными защищать этот замок от Короля. Сансерские гугеноты воспользовались этим случаем и овладели замком, в который несколько лет назад вернулся с помощью кюре и католиков граф Сансер; с тех пор замок был в их руках с позволения Короля, не желавшего дать им предлог восстать против него. Ларошельские гугеноты захватили Рошфора в Шаранте, однако герцог д’Эпернон в свою очередь собрал войско и использовал гарнизоны Сюржера и Тоннэ-Шаранта, дабы воспрепятствовать их дурным намерениям.
Однако вернемся к Господину Принцу, которого мы оставили в руках г-на де Темина; г-н де Темин привел его в специально предназначенное для него помещение; когда наступило время ужина, Господин Принц раскапризничался и попросил, чтобы его слуги сами приготовили ему мясо; сия просьба была выполнена. Король отправил к нему г-на де Люиня, дабы укрепить его и уверить, что с ним будут хорошо обращаться; Королева-мать также отправила к нему своего человека. Господин Принц потребовал встречи с Барбеном. Как только тот вошел к нему, он сразу же принялся говорить о нескольких предметах одновременно, ибо был вне себя и его поглощали сильные эмоции, соединившиеся отныне в желании освободиться. Он спросил, схвачен ли г-н де Буйон, узнав, что нет, несколько раз заявил, что с его арестом промедлили, и приказал в течение двадцати четырех часов свернуть ему шею; в нем говорили бешенство и возмущение; вот уж поистине слова отражают всю злую природу человеческой натуры: нам хочется, чтобы весь мир погиб вместе с нами, мы ненавидим тех, кто не разделяет с нами нашей беды.
В то же время Господин Принц стал умолять Барбена уговорить Королеву выпустить его на свободу, а маршальшу — упасть к ее ногам с той же просьбой: вот насколько велика уверенность сильных мира сего, что, как бы дурно они ни поступали, все им обязаны.
Господин Принц заявил, что в том случае, если его захотят подвергнуть публичному процессу, он ничего не скажет; в другой раз он заявил то же самое; и добавил, что, если бы Королева захотела передать
