воздух, когда услышал сзади:
— Ты еще вернешься, я тебе говорю!
— У-ух! — выдохнул Пашка. Это могло означать только одно: «Слава Богу, или Кришне, или Чистоте — вырвался!». Паша пошел было прочь, но вдруг приостановился, соображая, куда же ему направить стопы. К позору своему, он немного заблудился. По идее надо было идти к остановке через скверик, но загвоздка была в том, что скверик огородили зеленым забором и вырубили! Если бы Паша хоть изредка появлялся в этой части города — он бы знал об этом, но Паша не появлялся, а, следовательно, не знал. Выходившие из бывшего Дома пионеров люди шли совсем в другую сторону. Наверное, ближайшая остановка теперь была там. Но вдруг там не останавливается нужный маршрут?
Пашка потоптался на месте, достал сигареты, закурил и решил немного подождать. В конце концов, на той остановке, куда все ломанулись, уже делать нечего — весь транспорт будет забит до отказа. Он присел на корточки под одиноким раскидистым тополем и стал наблюдать за народом. Женщины и мужчины, молодежь и старшее поколение — все были слегка возбуждены и очень довольны. Народ переговаривался, смеялся, всем было хорошо.
Наконец поток сектантов иссяк. Пашка докурил третью сигарету. Пришло время признаться, что не только транспортные сомнения привязали рыжего к месту напротив выхода. На самом деле, он хотел увидеть Нику. Почему? Трудно сказать. Хотел и точка. Ночью всегда все выглядит немного не так, как утром. Ника не нравилась Седову — он не любил ложь, он брезгливо относился к людям, способным без зазрения совести влезть в чужой карман, а уж роль марионетки и вовсе была ему отвратительна.
Он понятия не имел, чего хотел от этой встречи. В какой-то момент даже решил, что надо честно рассказать ей все, но после передумал: а разве она была честной с ним? Ни секунды! Да и сообщники ее здесь…
В эту минуту на каменных ступеньках Дома пионеров появились все главные действующие лица сегодняшнего представления: первым вышел «председатель», он придержал дверь перед проповедником, вещавшем на собрании о радости жизни. Проповедник, в свою очередь, вежливо посторонился в дверях, пропуская вперед ужасного человека — Учителя. Во тьме, слабо разбавленной светом одинокого фонаря, можно было разглядеть, как сутулится Учитель, какое у него отстраненное лицо с затуманенным взглядом и вяло опущенными уголками губ. Паша привстал с корточек и отпрянул в густую тень.
У подъезда остановился синий микроавтобус «Фольксваген» и тут на пороге появилась девушка со светлыми волосами. Остальные уже спустились со ступенек, а она все стояла в дверях и ее изящный силуэт на фоне светлой двери навсегда отпечатался в Пашиной памяти…
— Вероника, садитесь, надо ехать, — сказал кто-то из мужчин.
Она колебалась.
— Нет, — донеслось до Паши, — я сама доберусь до дому. Такси поймаю.
— Он велел тебе с нами ехать. Садись.
Мужской голос звучал строго. Паша догадался, что это говорил проповедник. Ника снова отказалась. Проповедник отделился от машины, куда уже погрузились остальные и подошел к ней. Он требовал, чтобы она ехала со всеми, потом схватил ее за руку и потянул за собой. Ника стала вырываться. На помощь проповеднику из холла Дома пионеров выскочил Кумаров. Ника билась в руках двоих мужчин.
— Я не поеду! Отпустите меня, сволочи! Да отпустите же! — отчаянно кричала она.
Паша еле удерживался, чтобы не броситься ей на помощь. Нет, не стоит. Такое уже было. Кто знает, не разыгрывают ли сообщники новый экспромт для новой своей жертвы? Пусть сами разбираются…
Еще минута — и Нику насильно впихнули в машину. Кумаров влез на водительское место. «Фольксваген» плавно тронулся и через несколько секунд исчез за поворотом. Седов выпрямился, набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул, стремясь вместе с углекислым газом выпустить свое беспокойство. Все закончилось, нет смысла забивать себе голову. Остальное — дело Романа.
Паша шагнул с бордюра на тротуар и тут же быстренько вскочил обратно, потому что прямо перед ним резко затормозила голубая «Тойота». Из окна высунулось круглое лицо Романа:
— Вы видели? — возбужденно проговорил он. — Вы видели? Они увезли ее, насильно увезли! Что делать?!
— Думаю, это новая инсценировка, ловля дураков на жалость. — суховато ответил Седов.
Роман будто и не услышал его слов. С упрямой решимостью он вцепился в руль своей машины.
— Я поеду за ними! — Сказал он будто бы самому себе. — Я найду их и увезу Нику.
— Ладно, я с вами, — пробурчал Седов, удивляясь сам себе.
«Тойота» вывернула на объездную. Дорога была почти пуста и только вдалеке виднелись габаритные огни микроавтобуса. Похоже, «Фольксваген» не успел уехать далеко. Роман пристроился следом.
Ехали долго, по загородным, заново отстроенным трассам. Паша давно не выезжал из города, поэтому шестиполосный хайвэй видел впервые, но удивлялся мало. Его мысли были заняты поиском оправдания для своего безрассудства. Какого лешего он полез в машину Романа? Чего домой не поехал? Дома его ожидала непочатая пол-литра и счастливое будущее. И что собирается предпринять Роман, коли паче чаяния, Нике угрожает опасность? Бросится с голыми руками на четверых мужиков и освободит свою прекрасную лгунью? Но Роман производил впечатление человека совсем не воинственного, а даже, скорее, робкого. Кажется, вот оно, оправдание: нельзя допустить, чтобы с Романом тоже случилось несчастье. Почему «тоже»? Неужели Седов все же поверил в то, что девушку со светлыми волосами похищают насильно?
«Какой же я дурак!» — усмехнулся Пашка.
Тем временем «Фольксваген» свернул на проселочную дорогу перед которой стоял дорожный указатель с надписью: «х. Березовый». Немного раньше «Тойота» пронеслась мимо небольшой стеллы, где каменными буквами была выложена одряхлевшая надпись: «Колхоз Путь Ильича». В отличии от крупнейших российских городов и самых широких столичных проспектов сельхозпредприятия свои названия менять не стали. Да и к чему? В сущности, все осталось по-прежнему: колхозы-миллионеры благополучно преодолели самые трудные перестроечные годы, а хозяйства, выживавшие при коммунистах лишь за счет дотаций и откровенных приписок, стали банкротами. В процветающих селах, где народ привык трудиться — трудились и сейчас, а там где и раньше только самогон гнать умели — теперь спились окончательно.
«Путь Ильича» был хозяйством, в котором еще три года назад в трезвенниках числились только три одичавшие курицы старухи Меланьи. Те из молодых, кто не страдал наследственным дебилизмом, удрали в город, где торговали на рынках и мыли частные туалеты, остальные жаловались лишь на одно: почему закрылся местный продторг? Где водку теперь людям брать? Причем надо заметить, что благородное самогоноварение загнулось по причине отсутствия сырья для оного предприятия. Да и единственный самогонный аппарат дядя Виктор Семенович проиграл в карты мужику из соседнего колхоза.
А ведь угодья сельхозпредприятия «Путь Ильича» располагались в удачном местечке, в уютной низинке, где царил благоприятный земледелию микроклимат. И когда сюда пришли веселые работящие люди, часто упоминающие с улыбкой Учителя и Чистоту, отдохнувшая несколько лет и благодарная за заботу земля заколосилась пшеницей, зажелтела рапсом, выгнала чудо-ботву картофеля и свеклы… И через два года кроме этих образцовых полей «Путь Ильича» красовался современными тепличками, в которых произрастали чудо-овощи, новым коровником по образцу и подобию заграничных, хлебопекарней, небольшим, но весьма производительным за счет импортного оборудования, маслосырзаводом и элеватором. Алкоголик Паша Седов и понятия не имел, что пятнадцать процентов торговых точек Гродина вот уже с год-полтора торговали продукцией этого хозяйства.
Но всех перечисленных достопримечательностей в ночной тьме видно не было. Хутор Березовый, где берез отродясь никто не наблюдал, встретил гостей глубокой деревенской тишиной, от которой спасал только лай собак. «Фольксваген» въехал на основную улицу хутора.
— Остановись здесь, — сказал Павел водителю, уже намеревавшемуся свернуть следом за микроавтобусом. — Не надо привлекать внимание.
Роман остановил «Тойоту», но мотор не заглушил.
— Выключай двигатель, — снова распорядился Седов, уже взявший на себя функцию руководителя и не заметивший, что вовсю «тыкает» Роману, хоть никто ему этого и не предложил. — Я пойду за
