Не удержавшись от злодейства, я сорвала цветок шиповника, розоватый, нежный и слабо пахнущий забытыми воспоминаниями моего детства. Что было в моем далеком прошлом, отчего я навсегда полюбила конец весны и цветущий шиповник? Этим впечатлениям не суждено было вспомниться – некому оживить их, ведь все близкие свидетели моего детства уже умерли.
А когда мы вышли из сада к пруду размером с футбольное поле, я оторопела от его красоты. Гладкая темная вода отражала цветущие деревья и темнеющее вечернее небо, на котором не было ни облачка. Почему-то здесь было теплее, чем в поле или возле дома, но, вероятно, мне это казалось, потому что присутствие Ильи заставляло сердце биться быстрее, а ускоренное кровообращение согревало тело.
Мы не брали в этот вечер лошадей, но милый друг Альхаша сопровождал нас. Он побежал вокруг пруда, а мы пошли к рыбачьему домику.
– Изначально тут должно было быть очень даже хорошо, – рассказывал мне Илья. – В рыбачьем домике планировалось держать удочки, сети, раколовки и прочие снасти. Хотя понятно, что сетью тут ловить некого. Вон там, под брезентом, – он указал направо, – стоит лодка. Это плоскодонка, хоть Валерка и называет ее катером. Вообще, если я тебя в чем обману насчет лодки – не суди меня строго. А рыба здесь есть. У нас Андрей Викторович – рыбак, так он тут таких акул ловит! Когда-то раньше к Валерке приезжали любители порыбачить, но традиция эта позабылась, домик заброшен, пруд сто лет не чищен, а катер уже проржавел.
Но мне показалось, что в рыбачьем домике было здорово, хоть и сыро. Илья развел камин, кинул на деревянную широкую лавку одеяло и достал из своего рюкзака вино, сыр, хлеб и яблоки.
Я сидела на лавке и думала, что с таким мужчиной, как он, не пропадешь. Этот человек умел столько всего, что было даже стыдно за собственную неприспособленность.
Илья протянул мне бутылку вина:
– Хочешь? Пей прямо из горла, я стаканы забыл.
Получилось смешно: ну надо же, только подумала, что с ним не пропадешь! Отхлебнув глоток, я поставила бутылку на стол.
– Не может быть, что здесь нет стаканов. Я поищу…
Рядом с дверью стоял верстак, а над ним висели деревянные полки, заваленные мотками с леской, крючками, коробочками и всяким другим рыболовным хозяйством. Я взялась искать подходящую для вина посуду.
– А что, Никита с Костей здесь часто рыбачили?
– Нет, почему ты это спросила?
– Ну… – Я обернулась к нему. – Как-то Костя сказал, что был на пруду с Никитой. Он тогда еще и простудился. Сказал, что упал в пруд.
– «Упал в пруд»? – переспросил Илья. В его голосе снова прозвучали те нотки, которые мне казались такими загадочными в тот период, когда мы только познакомились. – Никогда не слышал, чтобы они сюда приходили.
– Ладно, не важно.
Не обнаружив ничего подходящего для наших целей, я вернулась на лавку. Илья улегся на нее, положив мне на колени голову, и пожаловался, что боль в спине не проходит. Мы съели сыр с хлебом, причем возникший на пороге Альхан получил, наверное, половину запасов. А потом, вместе с одеялом, но отпихнув нахального пса, который предпочитал лежать на чем-нибудь помягче досок, перебрались на дощатый пол.
– Сегодня, как только вернемся в дом, ты перенесешь свои вещи ко мне, – объявил Илья. – Знаешь ли, мне неприятно обманывать мальчика, которого я считал если не сыном, то племянником.
– Ладно, я согласна.
…Но утром я не переехала к Илье. Я проспала, начисто забыв о бессоннице и кошмарах про темноту.
– Нета, что ты делаешь без меня по ночам?
Никита, одетый в костюм, лежал рядом со мной на постели, обхватив руками мое тело. Услышав его голос, я подскочила:
– Никита… я…
Мне было не по себе, но это пришел момент истины, и, если я снова струшу, это будет непростительно.
– Никита, мне очень жаль, потому что ты был прав, что ревновал к Илье. Я эти две ночи провела с ним. Я люблю его.
Он поднялся с постели:
– Как это? Что ты говоришь?
– Никита, я сделала глупость, что стала встречаться с тобой. Понимаешь, я так влюбилась, как со мной еще не бывало, а он…
– Подожди! Вы с сестрой не просто близнецы, а клоны друг друга. Она мне год назад говорила, что так влюбилась в Костю, как с ней еще не бывало! Это даже смешно! – Никита расхохотался. Смех прозвучал чуть истерично, но продлился он недолго. – Всегда у вас есть кто-то самый-самый, но почему же не я? Ты не видишь, что я устал от того, что происходит вокруг? Господи, пожалейте меня…
Неожиданно он упал на колени и закрыл лицо руками, будто у него разболелась голова. Я ощутила ужас и одновременно беспомощность. Меня всегда пугали эмоционально нестабильные люди, но Никиту мне было еще и жаль. И утешать его я не решалась, ведь мои утешения были бы восприняты как повод для напрасных надежд.
– Не бросай меня, останься! – говорил он, раскачиваясь на полу.
Пытаясь не быть грубой и решив скорее бежать прочь, я сказала:
– Нет, я не могу… Прости меня, прости…
Бочком я стала пробираться к двери. Он вскочил и перекрыл мне дорогу к выходу. Я шагнула вперед, и он схватил меня за руки с такой силой, что я застонала от боли.
– Не смей уходить!
Но на этот раз мне хватило сил вырваться. Я выскочила из его комнаты, как пробка из бутылки шампанского.
31
Весь этот день до самого вечера я провела на казачьих гуляньях. Сначала я просто не видела ничего, что происходило вокруг, – перед глазами стоял Никита, я ощущала его руки, видела его глаза, его слова, звучащие у меня в голове, напоминали, что я повела себя как «самая похабная стерва» в мире. И к тому же, оказывается, Никита был влюблен в Ветку уже год назад, а она промолчала! Не помню, чтобы она скрывала от меня хоть что-то…
Но потом всеобщее бурное веселье заставило отвлечься от мрачных мыслей. Наблюдать за казаками оказалось необычайно интересно. До обеда мужчины соревновались в джигитовке, устраивали скачки, сражались на шашках, метали ножи и палили из ружей по мишеням в специально обустроенном тире. Женщины пели, плясали под гармонь, лузгали семечки, громко переговаривались, заливисто хохотали и вообще вели себя точь-в-точь как персонажи «Тихого Дона».
Даже понимая, что это имитация, что люди в костюмах не живут такой жизнью триста шестьдесят пять дней в году, я с удовольствием проводила время среди казаков. Тут было красиво, шумно и весело, никто не таил задних мыслей, и, в конце концов, мой прадед тоже был есаулом и моя прабабка пела на станичных посиделках «Ой, то не вечер».
Ближе к ночи, когда в поле развели костры, чтобы жарить шашлыки и печь картошку, ко мне подошел молоденький, лет двадцати, казачок.
– Вы – Нета? – спросил он робко.
– Да.
– Здравствуйте, меня зовут Олег.
– Здравствуй, Олег.
– Я не знаю, как мне обратиться к Виктору Ивановичу. И мне посоветовали вас попросить. У меня есть немного денег, и я хочу организовать в нашей станице производство подсолнечного масла. Мне нужно, чтобы Виктор Иванович разрешил и помог с кредитом. Вы поговорите с ним? А я вас отблагодарю.
