Искусство и Кофе

(«Вот ужо я матери расскажу, она тебе устроит — гром с молниями писком покажется, а чума — праздником!»), обернулся ко мне и помог подняться на ноги и сесть обратно на скамью…

Или, точнее сказать, просто поднял меня и усадил на место, бережно, как фарфоровую куклу.

— Простите, леди, — он неловко расправил мои замявшиеся юбки и тут же отдернул руки. — Там вроде как собака под ноги лошади шмыгнула, та и шарахнулась. Дальше мы в Смоки Халлоу съезжаем, там поспокойней будет, но все ж позвольте мне рядом с вами сесть. Если что — успею поймать, чтоб вы не покалечились. А то нынче у Бесника руки совсем кривые — он как ящик с углем везет, а не живых людей.

Я не слишком хорошо представляла, как один человек может удержать другого от падения, просто сидя рядом, но все же кивнула, поправив густую вуаль:

— Поступайте, как считаете нужным, мистер Маноле. Благодарю за заботу, — и, отчего-то смутившись, поспешила обратиться к Эллису: — И все же меня очень интересует вопрос — зачем нам ехать в фургоне? Разве не лучше было бы нанять кэб, если уж автомобиль брать неразумно?

Детектив сердито поддернул воротник, нахохлился, как воробей на морозе, и буркнул:

— Зачем, зачем… За вами следят, Виржиния, вот зачем.

Я похолодела:

— Кто? Неужели еще один сумасшедший, как тот парикмахер?

— Нет, к счастью, — поморщился Эллис. Тон у него, вопреки смыслу ответа, был безрадостный. — Полагаю, люди маркиза Рокпорта. В другой ситуации это меня только обрадовало бы, потому что я всей душой радею за вашу безопасность, Виржиния. Но сейчас мне совершенно не хочется, чтобы ваш ненаглядный маркиз узнал, что я таскаю хрупкую леди по сомнительным притонам…

— Никакой у моей матери не притон, хороший дом, чистый, — искренне возмутился Лайзо — аж глаза сердито засверкали, но Эллис не обратил на этот демарш ни малейшего внимания:

— … а значит — нужно провезти вас тайком. Мне уже намекали на то, что я позволяю себе… вольности. Не думаю, что в следующий раз маркиз ограничится одними намеками.

У меня челюсть свело от злости. Какое право имеет Рокпорт вмешиваться в мои дела?!

— Я поговорю с ним.

— Ох, а вот этого ни в коем случае делать не надо, — Эллис бросил на меня предупреждающий взгляд. — Виржиния, не беспокойтесь, я и не в такие переделки попадал. И, разумеется, я слишком дорожу вашим обществом, чтобы так просто поддаться на угрозы и отказаться от него. Мне нужно всего дней десять, чтобы закончить одно дельце, и потом… Впрочем, об этом после, — оборвал он себя и добавил, предупреждая расспросы: — Я все расскажу вам — в свой срок. В конце концов, это дело касается и вас.

На этой таинственной ноте мы въехали в Смоки Халлоу.

Действительно, там стало спокойнее — если это омертвение города можно было назвать «спокойствием». Громкие выкрики торговцев мелочами, разносчиков дешевой уличной еды и мальчишек- газетчиков постепенно делались все реже и глуше, а потом и вовсе остались где-то далеко позади. Умолкли людские голоса — беспечная трескотня бездельных сплетниц, сердито-снисходительные мужские разговоры о политике и скачках, азартные вопли заигравшейся ребятни, смех и плач; затих собачий лай, цокот лошадиных копыт, треск автомобильных двигателей и звон церковных колоколов — словом, все, что сливалось в неряшливую симфонию города. Исчезли запахи еды и бензиновой гари; зато потянуло густым угольным дымом, а затем, сначала тонко, а потом гуще и гуще — гнилью с замерзающего Эйвона.

Фургон пошел медленней. Возница принялся заунывно напевать простенькую песенку: «Был у Джона дом, славный дом, да красавица-жена — и красива, и верна. А соседу Джонову то не мило было. Подпалил он Джонов дом, Джон ночует под мостом, а жена в работный дом угодила ». Из позы Лайзо ушло напряжение; он привольно вытянул ноги и как будто бы невзначай положил руку на край моей юбки, старательно глядя в сторону. А Эллис, наоборот, подобрался, черты лица у него стали резче, а в седых волос снова будто бы стало больше, чем темных.

…Таков был квартал Смоки Халлоу, что лежал на дне бромлинского «блюдца» — родина, место свободы для одних, подобных Лайзо, и край опасный и лихой для иных, как Эллис.

Я же оставалась здесь всего лишь гостьей, беззащитной и полностью полагающейся на волю своих проводников.

Лошадь зафыркала. Скрипнули оси — и фургончик остановился.

Лайзо поднялся, постучал в окошко вознице и только дождавшись ответного сигнала открыл дверцы.

— Прошу, — спрыгнув на мостовую с многообещающим «плюх», он протянул мне руку. — Позвольте вам помочь, леди. Здесь грязновато, по правде сказать…

Он замялся, но я решительно ухватилась за его ладонь и осторожно сошла на дорогу.

— Ни о чем не беспокойтесь, мистер Маноле. Нынешняя мода на длину платья позволяет даже подола не запачкать, а эти сапожки я как раз хотела выбросить. Или отдать на благотворительные цели, что, впрочем, одно и то же.

Эллис хрипло рассмеялся — звук как ножом резанул по нервам — и спрыгнул рядом со мною, забрызгав мои юбки жирной слякотью.

— Виржинию трудно напугать какой-то там грязью, Лайзо. Ты вспомни, как она сидела в сыром подвале Шилдса прямо на полу, в крови, и отстреливалась от фанатиков. И, заметь, у нее даже рука не дрогнула!

— Я помню, — ответил Лайзо тем странным голосом, который я все никак не могла для себя охарактеризовать — пробирающим до костей и… значительным, что ли? Торжественным? Нет, не то. — Однако надеюсь, что больше никогда не случится такого, что ей придется защищать меня, а не наоборот.

Он стиснул мои пальцы, и только тогда я осознала, что до сих пор не отняла руки.

— Очень мило с вашей стороны, мистер Маноле, — деликатно высвободив руку, якобы затем, чтобы поправить плащ, я окинула взглядом одинаково убогие домики, льнущие друг к другу плотно, как замерзающие щенки в корзине на зимней улице. — Это место кажется мне знакомым. Если я не ошибаюсь, нам нужно идти туда?

— Совершенно верно, Виржиния! — широко улыбнулся Эллис. — Именно в тот проход между домами. Что ж, Лайзо — веди. Ты здесь хозяин. И, кстати, — он развернулся и махнул вознице рукой: — Бесник, спасибо! Считай, с долгом рассчитался.

Тот лишь кивнул в ответ и надвинул на голову капюшон. Через несколько минут, когда мы уже шли цепочкой по узкому темному «коридору» между грязных стен — сперва Лайзо, затем я и Эллис замыкающим — послышался свист, оклик, недовольно зафыркала лошадь, и скрипучий фургон вновь покатил по мостовой. Мне стало не по себе. Еще бы, единственный транспорт, связь между благопристойным, чистеньким Бромли и его трущобами оборвалась. Захотелось сжаться в комочек, спрятаться под плащом, раствориться в сером недружелюбном мире… Из чувства противоречия я распрямила плечи и гордо вздернула подбородок.

— Мы уже почти на месте, — ободряюще шепнул Эллис, и мне захотелось его стукнуть: неужто не мог сделать вид, что не заметил моей минутной слабости!

Кажется, в прошлый раз детектив отстукивал по заветной двери какой-то хитрый сигнал, но теперь ему не пришлось этого делать. Лайзо, шедший первым, только-только занес кулак над посеревшей деревяшкой, как дверь приоткрылась.

— О, нас и впрямь ждали, — усмехнулся Эллис, легонько подталкивая меня вперед. — Проходите скорей, Виржиния. Не только вам неуютно на этих улицах.

Лайзо пропустил нас в свое укромное жилище, плотно закрыл дверь, задвинул две щеколды, опустил засов, откинул с гвоздика потертый ковер, скрывающий сами очертания двери — и только тогда развернулся к улыбающейся женщине, уже не молодой, но все еще сохранившей отголоски прежней своей броской, грубоватой красоты.

— Ай, матушка!