Верити напряглась, когда он поставил поднос ей на колени.
— Бл-благодарю, милорд.
Он присел на край постели.
— Верити, прости меня за вчерашнее. Я… я ошибся. Сможешь ли ты простить меня?
— Все это не важно, милорд. По крайней мере, между нами больше нет непонимания. Не… — Горло ее перехватило, но она сумела договорить: — Не надо вдаваться в детали, сэр. В этом нет ни малейшей нужды.
— Я… понимаю.
На долю секунды ей показалось, что Макс колеблется, но затем он сказал:
— Я должен примерно на неделю уехать в Лондон. Мне придется лично заняться некоторыми делами.
Ее захлестнуло головокружение, к горлу подступила тошнота, и его дикие слова опять ударили ее точно кинжалом:
Собрав остатки сил, она изобразила широкую улыбку:
— Когда мы едем, милорд?
Лондон как нельзя более соответствовал ее целям.
Полчаса спустя, сидя в одиночестве в библиотеке, Макс обозревал руины своего брака. Он вызывал у нее отвращение, а может, даже омерзение. И что еще хуже, он оскорбил ее так, что простить это невозможно.
Был только один способ вернуть ее доверие. Он должен научиться верить ей сам. Он слепо уставился на свои сплетенные пальцы. Верить. Это самый легкий шаг. Останутся еще два дара: ее невинность и ее любовь.
Глава 12
— Проснись, Верити. Мы почти приехали. Низкий, бархатный голос проник в ее сны обещанием тепла и безопасности.
Дверца кареты открылась, и спустили лесенку. Он вышел первым и повернулся, готовый помочь Верити спуститься.
— Я справлюсь сама, милорд.
Он смотрел, как она входит в дом впереди него, держа голову высоко, спину — прямо. Нет больше той нежной, хрупкой девушки, что так ему доверяла. Теперь серые глаза вонзались в него, точно два клинка. Он сам их заострил.
В холле он вспомнил, что у него есть для нее подарок, который он должен был отдать ей до того, как они поженились.
— Дорогая, когда ты переоденешься к обеду, я был бы признателен, если бы ты спустилась ко мне в гостиную.
Его сердце заныло, видя, какая усталость была на ее лице, когда она обернулась к нему.
— Конечно, милорд.
Верити уставилась на свое отражение. Господи! Она была так бледна, что веснушки чуть ли не рельефно выступали на коже. Она пощипала щеки. Стало еще хуже. Теперь было похоже, что у нее лихорадка.
— Что-нибудь еще, миледи?
— Что? — Верити непонимающе взглянула на чопорную камеристку.
Очевидно, Макс написал леди Арнсворт и попросил ее подобрать подходящую горничную. Возможно, в кентской глуши беременную горничную еще можно было терпеть, но в Лондоне она произвела бы фурор.
— Нет, больше ничего… э-э… Купер. Спасибо. Ничего не надо.
— Драгоценности миледи? — осведомилась Купер, слегка покраснев.
У миледи не было ни единой драгоценности, но она просто покачала головой:
— Нет. Спасибо, Купер. Я позову вас позже.
Верити достаточно легко нашла дорогу в гостиную, но у двери заколебалась. Во время предыдущего краткого визита в особняк она не заходила далее приемной и библиотеки. Она никогда не рассчитывала, что будет здесь жить. Уже открыв дверь, она сообразила, что последний раз была в этом доме, когда приходила отказываться от обручения.
Макс стоял, глядя в огонь камина, но, когда она вошла, поднял взгляд и улыбнулся.
— Устали?
— О нет, — солгала она. Пошел он к черту. Она не хотела его предупредительности, его доброты.
— У меня для вас кое-что есть. — Он сунул руку в карман. — Остальные украшения я велел отнести в комнату, но это я хотел отдать сам. Я должен был сделать это еще тогда, когда мы были обручены, но… это выпало у меня из памяти.
Он подошел к ней, и она, собрав все силы, осталась неподвижной.
Равнодушной. Холодной.
Он взял ее руку, и лед, шипя, испарился. Трепеща в огне, охватившем ее, она попыталась отшатнуться, скрыть свое томление, но он держал пленницу крепко. Кольцо скользнуло на ее палец, и лишь тогда он ее освободил.
— Ox… — Потрясение лишило ее дара речи. Алый огонек подмигнул ей, переливаясь в свете лампы.
— Кольцо старинное. Оно переходило из поколения в поколение.
— Но… нет. — Она не может это носить. Фамильная драгоценность. Нет. Дрожа, она попыталась стянуть кольцо с пальца. — Я могу потерять его или…
Его пальцы сомкнулись поверх ее руки.
— Оставьте. Это ваше. Полностью. Делайте с ним что хотите. Это ваше обручальное кольцо.
— Что это за камни?
Его губы изогнулись.
— Рубины.
Действительно, что же еще. Но она не добродетельна. Если бы она была таковой, она бы не вышла за него замуж.
Макс проводил ее взглядом, когда она вышла из столовой. Приборы были убраны, и он мог наслаждаться вином в полнейшем одиночестве. Ему хотелось побежать за ней, схватить в объятия и унести наверх, в свою спальню. Но если он последует за ней теперь, она почувствует себя загнанной. К тому же он не уверен, что справится с собой. Наверное, лучше будет дать ей самой освоиться и войти в общество. Альмерия за ней присмотрит. Она не попадет в беду, прикрытая непробиваемым щитом пристойности в руках Альмерии.
Верити перечитала записку от лорда Селкирка и с гримасой отложила ее на туалетный столик. Третья прогулка с Селкирком за десять дней — это, разумеется, как раз то, что надо. Более чем достаточно, чтобы поползли злобные сплетни.
Чем еще можно заняться с утра? Покупками? Леди Арнсворт считает, что ей следует купить много всего, но зачем?
Она уставилась на свое отражение в зеркале. И вспыхнула.
Она превратилась в мокрую тряпку. В одно из тех слезливых, вечно ноющих созданий, которых она презирала. Она ехала в Лондон, имея план. И судя по реакции светских кругов на новоявленную скандальную леди Блейкхерст, у нее не должно было возникнуть ни малейших трудностей по воплощению этого плана. Хватит рыдать.
Она может отправиться в Грин-парк, сельский, немодный, благословенный.
