повернул стволом в его сторону.
– Я посетил логово зверя!
– Экий пафос! – произнес он с сарказмом. – Не поставить ли тебе за это памятник?
Я сдержался.
– И как же тебе удалось выбраться?
– Случайность. Долго рассказывать, да и неохота.
– Случайность, говоришь? – Он потер рукой подбородок – этакий жест сомнения. – А может быть, тебе намеренно позволили уйти?
– Зачем же?
– А хотя бы затем, чтобы ты расправился со мной. Для них лучше всего, чтобы мы сами перебили друг друга!
– А почему это я должен расправляться с вами? – Я перешел на «вы», и он это оценил. Заморгал, сцепил пальцы.
– Откуда я знаю, Ридер, что тебе там наплели. Может быть, ты уже перевербован? Может быть, ты уже заодно с кригерами, в последнее время такое случается часто. Ты исключаешь подобный вариант?
Я усмехнулся, вызывающе почесал кончиком ствола нос.
– Мальчишество какое-то! – сказал Спенсер и замахал руками. – Прекрати сейчас же!
– Мальчишество?.. Так ведь все, что здесь происходит – сплошное мальчишество! Разве не так?.. Какие-то игры в войну! Только до трупов дело почему-то не доходит… – Я осекся, вспомнив верзилу в синих джинсах.
– Было бы мальчишество, – сказал Спенсер с горечью. – Было бы, если б не Ультиматум!
– Ультиматум – дело начальства, – сказал я. – Наше же дело – исполнять приказы!
– Удобная позиция… Вот мы их и исполняем!
– Меня вы кригерам выдали тоже по приказу?
– Конечно! – воскликнул он облегченно. Словно из него выпустили воздух. – Одиссей приказал!..
– Когда?
– Сегодня утром.
Сказал он это так, что я сразу понял: правда. Одиссей действительно приказал, Артур действительно выдал, кригеры действительно ломали голову, не понимая, с какой целью это было проделано…
Видимо, лицо мое навело Спенсера на грустные размышления.
– Ты мне не веришь? – воскликнул он с испугом.
– Верю, – сказал я деревянным голосом.
– И что ты намерен теперь делать?
– Не знаю! – Я говорил правду. – Зачем они со мной так?
– Э-э, милый мой! Что значит жизнь одного человека в такой игре?.. Это ты с твоим-то опытом мне такие вопросы задаешь! Им там виднее: Богу – богово, а кесарю… – Он не договорил, сел в кресло для посетителей и спросил с надеждой: – Ты не убьешь меня?
– Нет, – сказал я. – Зачем? Ведь ты исполнял приказ…
– Вот и правильно, – сказал он. Глаза его засияли от восторга жизни.
Я с интересом смотрел на него. Это был столп нашей организации, основа ее структуры. Он всегда только выполнял приказы, потому от него, наверное, и несло мертвечиной и предательством. Теперь мне было понятно, что я ощущал все эти дни, когда подходил к его особняку – мертвечину и предательство. Человек, бездумно исполняющий приказы, рано или поздно кого-нибудь предает… Интересно, Генриха ему тоже приказал выдать Одиссей?
– Уходить будем вместе? – спросил Артур и привстал.
– Да.
– А в какое время?
Что значит жизнь одного человека в такой игре? – подумал я и выстрелил. Мучения его были мне не нужны, и я выстрелил ему прямо в сердце. Он сел обратно в кресло, уронил голову на грудь и обмяк.
Вот и третий, тупо подумал я. А сколько еще впереди…
Звякнул сигнал вызова. Я положил пистолет на стол, повернулся к тейлору и зачем-то включил односторонний видеоканал. На дисплее появился Одиссей. Анри Гиборьян собственной персоной. Спокойный, уверенный в себе, недоумевающий, почему не устанавливается связь. Я отключился, с Одиссеем мне разговаривать было не о чем – во всяком случае, сейчас. Сигнал снова звякнул. Я не пошевелился. Вызов длился минуты две, и эта музыка гремела во мне похоронным звоном. Потом Одиссей угомонился, наступила тишина.
Я сидел и тупо разглядывал мертвое тело. Вот и еще для одного человека встреча со мной стала роковой, вот и еще одна жертва пошла в счет войны за разоружение. Мне вдруг подумалось, что я и являюсь олицетворением этой войны. Кто следующий на счету?.. Очень не хотелось, чтобы следующей оказалась Лина. И второй тоже! И десятой, сотой, миллионной…
Взяв пистолет, я вышел из кабинета. Нашел кухню и отправил пистолет в утилизатор: это оружие теперь стало оружием против меня. Потом вернулся в кабинет: почему-то еще раз хотелось посмотреть на мертвого Спенсера. Словно я собирался давать ему некую клятву.
И опять ожил тейлор. Я ждал. Тейлор не унимался. Я подошел и зачем-то опять включил односторонний канал. С дисплея смотрела красотка Арабелла.
– Доктор Спенсер! – затараторила она. – Доктор Спенсер, это вы?
Я включил встречный канал.
– Ой! Жюль, это, оказывается, вы! – обрадовалась моя давешняя ночная подруга.
– Как видите, – холодно сказал я.
– Рада, что вы в порядке. – Она перестала улыбаться. – Жюль, вы не знаете, где Лина? Она не у доктора Спенсера?
– Нет, ее здесь нет.
– А может, доктор знает, где она?.. Я так волнуюсь.
– Доктор занят, – холодно сказал я. – У него операция. Серьезная операция, так что подойти он не может.
– А вы Лину не видели? Куда она пропала?
– Нет, сегодня не видел.
– Ой! Тогда ладно, извините! – снова затараторила она. – Буду искать Анхеля, может, он знает…
Дисплей погас. Я выключил тейлор и, не глядя больше на труп Артура, вышел из кабинета. Я знал, что мне надо делать. Задание Одиссея было уже выполнено, и теперь следовало заняться личными проблемами. А личная проблема у меня имелась только одна: нужно спасать Лину.
Я аккуратно захлопнул за собой дверь и вышел через красивые ворота. Осмотрелся. В той стороне улицы, которая вела к «Сиреневой веточке», прохожих не было, а с противоположной к особняку приближались два парня и девица. Вряд ли это был хвост, но на всякий случай я пошел им навстречу. Трое хохотали во все горло. Они были молоды, веселы и беззаботны. Еще бы: они не убили только что человека, и в будущем их едва ли ждали подобные приключения. Этакие, знаете ли, красавчики из какого-нибудь Института Космических Исследований…
Скрутили меня красавчики в один момент, видно, это занятие было для них привычным делом. Как только я посторонился, пропуская их и оценивая взгляд, которым меня одарила девушка, так тут же оказался на тротуаре. Физиономией в покрытие. Щелкнули на запястьях наручники. Рядом с шипением приземлился полицейский «джампер». Меня подняли и затолкали в салон. Я ощутил укол в левое плечо и провалился в небытие.
6
Разорвавший сознание свет был невыносимо ослепительным. Однако, когда глаза привыкли, источник его оказался всего-навсего неярким плафоном, спрятанным в потолке.
Я долго смотрел на плафон, он мне ни о чем не говорил. Тогда я отвернулся и, глядя в забранную блеклым пластиком стенку, попытался вернуть память. С нею ничего особенного не произошло, я быстро вытянул из черных недр все происшедшее, цепочкой событий – одно за другим. И тогда сел и огляделся.
