– Присутствовал кое-кто. В основном, телевизионщики с камерами. Но ничего интересного снять им не удалось. Мы ведь не дети…
Карне тяжело вздохнул.
– Хоть кого-нибудь там нашли?
– Нет, – сказал Гиборьян. – Ни единого человека. Ресторан оказался закрытым. По техническим причинам.
– Да, обвели меня господа кригеры. Вокруг пальца обвели. Как щенка сопливого… Старею, видно, старею. Не пора ли и на покой? На пенсию, чай, заработал!
– Да что с тобой? – возмутился Гиборьян. – Чего расклеился? Не узнаю Жюля Карне!
– Я и сам себя не узнаю!.. Ошибка на ошибке. Дезинформацию слопал, не подавившись. Передатчика не нашел… – Карне замолк, но было видно, что он мог бы продолжить перечисление своих проколов.
– Передатчик ты нашел!
Карне посмотрел на Гиборьяна с изумлением.
– Неужели здесь?
– Здесь, но уже нет!
– Накрыли?
– Разумеется! И передатчик накрыли, и кригеров. Только что-то мало их оказалось.
– Девушки тут не было? – спросил Карне с плохо скрытым беспокойством. – Молоденькая такая, черненькая, невысокого роста…
Гиборьян ухмыльнулся, хотел ляпнуть какую-нибудь пошлость, но Карне смотрел на него в упор. И было в этом взгляде что-то такое – необычное, незнакомое, нежюлевское, от чего шутить сразу расхотелось. Гиборьян молча покачал головой.
Карне снова тяжело вздохнул.
– Найдем, – сказал Гиборьян. – Как рассветет, все равно весь поселок с ног на голову поставим…
– Здесь-то взяли кого-нибудь? – спросил Карне.
Гиборьян сокрушенно мотнул головой.
– Только холодными…
– Врежет тебе Рыманов!..
– И тебе.
– И мне тоже.
– Над одним врач работает, – сказал Гиборьян. – Обещал привести в чувство.
– Кого? Не дружка ли моего, Санчеса?
– Нет. Дружка твоего один из моих парней наповал уложил. Иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Прытким оказался твой дружок!
– А я его, по правде говоря, считал дилетантом… Нет, как ни крути, а это самая бездарная изо всех моих операций! Как будто и не я вовсе ее проводил… – Карне произнес эту фразу монотонным чужим голосом, глядя в пол.
Что это он заладил, подумал Гиборьян. Неужели вспомнил?..
Карне поднял голову, посмотрел Гиборьяну в глаза, и взор этот был столь чист, что Гиборьян успокоился. Чушь!.. Ничего он не вспомнил!.. Этакий ангелочек…
– Как Артур? – спросил ангелочек.
– Не знаю. Я с ним не связывался. Эта операция велась без его участия… Утром отыщем.
– Без его участия, говоришь? – Карне пожевал губами. – Не ищи. Я его убрал.
Гиборьян по-бабьи всплеснул руками.
– Как убрал?! Ты в своем уме? Зачем?
– В своем ли я уме? – сказал Карне, снова глядя Гиборьяну прямо в глаза. – Ответь мне, Анри… Ты знал, что ЮНДО должна выдать меня кригерам? Когда отправлял меня сюда, знал?..
Гиборьян не отвел взгляда.
– Я все знал, – сказал он. – Но ведь ты должен понимать: такая у нас с тобой работа.
– Разве это оправдание?
– А я и не оправдываюсь!.. Мне даже странно, что ты задаешь такие вопросы! Разве ты сам не проделывал подобных вещей?.. Разве ты… – Гиборьян вдруг замолк, опустил голову и прошептал: – Прости меня, Жюль! Если сможешь…
– Я-то тебя прощу… – начал Жюль.
Дверь распахнулась, влетел возбужденный Десницкий.
– Извините, ребята… Шеф! Этот, наверху, оживает. Поторопитесь! Врач говорит, ничего не может гарантировать!
– Они никогда ничего не могут гарантировать, – проворчал Гиборьян.
Карне вдруг улыбнулся.
– Ты чего? – удивился Гиборьян.
– Вспомнил Бакстера… Как он поживает?
– Не знаю, давно не видел… Пошли!
Они поднялись на второй этаж, открыли дверь, около которой маячил высоченный десантник. Вошли.
Седой лежал на уцелевшем диване. Голову украшала белая повязка, с левой стороны сквозь бинт явственно проступало кровавое пятно. Лицо было бледно, глаза закрыты. Рядом хлопотал врач, молодой парень в форме десантника. При появлении Гиборьяна он вдруг засуетился, заволновался, забормотал о неподходящих условиях и отсутствии нужного оборудования.
– Как он? – спросил Гиборьян, внимательно разглядывая лицо раненого.
– Приходит в себя, – доложил врач.
Карне с любопытством озирал разгромленное помещение, удивляясь количеству обломков. Из дыры в стене явственно тянуло сквозняком.
– Может, его вынести отсюда? – сказал Гиборьян, глядя почему-то на Карне.
– Ни в коем случае! – запротестовал врач. – Боюсь, он тогда нескоро заговорит.
– Я вижу, вы с ними не очень-то церемонились, – сказал Карне, кивая на дыру в стене.
– Это не мы, – ответил Десницкий. – Это они сами. Видно, не хотели, чтобы мы увидели, что здесь имелось… И помощи, судя по всему, им ждать было неоткуда.
– Странно… – произнес Карне. – Может, они и не нуждались в помощи?
Гиборьян посмотрел на него с удивлением, но Карне больше ничего не сказал.
– Всему этому должно быть объяснение. – Десницкий кивнул в сторону раненого. – Может, он объяснит?
Карне с осуждением покачал головой.
– Что? – быстро спросил Гиборьян.
– Слепо работали, – сказал Карне равнодушно, словно речь шла о давних и далеких событиях, не имеющих с настоящим ничего общего. Так, страничка из учебника истории, давно по-настоящему никого не трогающая.
– Так ведь это ты был нашими глазами! – возмутился Десницкий.
Гиборьян жестом остановил его.
– Слабоваты оказались глаза, – сказал Карне.
– Не ты один в этом виноват, – заметил Гиборьян.
– А кто? Артур?
– И не Артур. – Гиборьян махнул рукой. – Теперь это совершенно неважно. Главное, что сигнала отсюда господа кригеры уже никогда никому не подадут!
Булькающий тихий смех был ему ответом. Все обернулись. Седой, приподнявшись на локтях, смотрел на Гиборьяна и смеялся. Смех был нехороший, прямо-таки издевательский был смех. Словно не кригер лежал у ног десантников, а они, десантники, валялись перед ним, потерянные, бессильные, побежденные.
– Кретины! – прохрипел седой. – Что вы понимаете?.. Он уже подан, сигнал, о котором вы так печетесь!
Гиборьян вздрогнул и издал странный звук. Будто ворона каркнула.
